Воспоминания. Студенческие годы

Студенческая жизнь. Как много значат эти два слова для людей, которые хоть раз в жизни были студентами. Только студенты, которые не просто «отсидели за партами», могут наполнить их истинным смыслом.

Многие считают, что студенческая жизнь однообразная, монотонная, последовательная и утомительная работа на диплом. А вот и нет!

Мою историю будет интересно прочитать тем, кто только поступает в ВУЗ, кто стоит в преддверье новой жизни. Может быть и те, кто уже стали студентами узнают себя в моём повествовании. Ну а те из вас, кто уже прошёл дорогу получения высшего образования, понастольгируют вместе со мной...

Я - 16-летняя девочка, приехавшая в 2003 году учиться в Москву из провинциального городка, сейчас вспоминаю студенческое время с романтической ностальгией, всё было таким ярким, каждое событие значимым, планы далеко идущими, чувства обострёнными… Теперь я редко бываю в студенческом городке, где прошли мои незабываемые годы, но каждый раз с интересом всматриваюсь в лица студентов, которые, как молодая кровь хлынули в стены МОЕГО РОДНОГО универа - живого существа, со своими привычками, настроением и чувствами… частью которого в душе остаюсь и я.

Сначала были вступительные экзамены, которые я приехала сдавать будучи ещё школьницей, в феврале 2003г. Я оказалась в Москве впервые, поезд прибыл на вокзал в 6 утра. В этот же день в 14:00 у меня тестирование по математике. Ужасная усталость, тревожное ожидание экзамена и ощущение одиночества в чужом городе, где тебя никто не ждёт и ты никому не нужен, не дали мне шанса насладиться ей - прелестницей Москвой, тогда я не знала, как полюблю её, свяжу с нею своё будущее, что в этом городе найду свою любовь, выйду замуж и даже рожу детей тоже здесь. В том сыром феврале 2003 года я только думала о том, как жутко находиться вдали от семьи… от мамы. Вся жизнь оставалась там - в школе, в которой я училась на тот момент. Моя семья, подружки, уроки, вечерние прогулки по городу - вот что было ценностью в тот момент, и всё это никак не было связано с Москвой, меня это совершенно обескураживало. И сердце настаивало на том, что моё место дома, там она - настоящая жизнь, но рассудок подсказывал, что упускать возможность учиться в столице нельзя, это преступление против самой себя.

Никогда не забуду, как на экзамены пришли ребята-москвичи. Они даже родителям не сказали, что отправились на тестирование, на тот случай, если результат теста будет не очень хорошим))) Вот это да! У меня это целое событие, приезд в чужой город, все мои одноклассники и учителя в курсе, куда я поехала, не говоря уже о родителях, а тут такое. Я вдруг представила, как они после экзамена отправятся домой, кто-то жил совсем недалеко, и их жизнь потечёт дальше в привычном русле, тут и родители, и школа, и друзья… А мне предстоял переезд, осознание и принятие новой самостоятельной жизни. Мне предстояло стать СИЛЬНОЙ. Тогда я впервые подумала: «Не хочу, чтобы мои дети в 16 лет уехали от меня далеко, как я от своих родителей, пусть они вот так же, как эти ребята, пришедшие на тест, смогут вернуться в привычную родительскую среду.»

Народ на экзамене был самый разнообразный. Кто-то с родителями явился, это были, в основном, иногородние ребята, родители приехали вместе с детьми, боясь отправлять чад одних на такое серьёзное мероприятие. Были и абитуриенты, у которых уже учились в нашем ВУЗе знакомые, старшие братья или сёстры, которые пришли их сопроводить, я, честно говоря, с завистью смотрела на тех, кто уже поступил и учился, мне казалось, что они, должно быть, такие счастливые, только потому, что уже студенты)))

Я сидела на тесте дрожа, казалось вершится моя судьба, пронзительная тишина звенела в ушах, сосредоточиться не получалось, я точно помню, что молилась в тот момент, даже не о том, чтобы успешно сдать экзамен, а о том, чтоб моя жизнь сложилась, чтоб моя ноша не оказалась непосильной.

В тот же день я уехала домой вечерним поездом, переполненная впечатлениями и эмоциями. Странные ощущения будто сдавливали мне горло, хотелось плакать. Мне предстояло вернуться в Москву ещё на 2 теста и… волнительное ожидание результатов экзаменов.

Прошло время, все вступительные экзамены были успешно сданы, радости не было предела, я увидела свою фамилию в списках поступивших. Жизнь изменила своё русло, потекла бурно и по новому, назад пути уже не было - был только манящий и увлекающий путь вперёд.

Я пошла гулять по студенческому городку, рассматривала места, где мне предстояло жить ближайшие 5 лет. Был август, жаркий вечер, тёплый воздух, зелёная лиственничная аллея, тянущаяся вдоль студгородка - всё вызывало у меня восторг и опьянение, Я-СТУДЕНТКА! Учебные корпуса пустовали - ни студентов, ни преподавателей - все на каникулах, на улице редко проходили люди. И в этой прекрасной тишине и пустоте я больше не чувствовала себя одинокой и никому не нужной в чужом городе, я была счастлива…

Продолжение следует. Пойду детей кормить)))

Идут года, проходят дни
И с ветром в даль летят минуты
И словно радужные сны,
Мгновенья юности забыты.
Забыты прежние мечты,
Забыты радости и горе
И о другом мечтаешь ты,
Встречаешь новые ты зори.
Лишь иногда, как наяву-
Увидишь прежние мгновенья-
Поймаешь давнюю мечту
И захлебнёшься от волненья,
Но вдруг поймёшь, что не вернуть-
Тех дней так радостно манящих
Прошли они уже давно
И не сравнить их с настоящим:
И хоть теперь другая ты,
Другая жизнь, другие взгляды,
Так хочется опять вернуть
Той сладкой юности прохладу!

  • Студенческая юность

Еще недавно нам казалось
Что жизни много впереди
Но вот все чаще мы взираем,
А что осталось позади?

Была ли жизнь в сияньи света
Или в туманной мгле была
И можно ли найти ответы-
Все правильно в ней было, да?

И конечно, задумавшись сильно,
Возвращаемся в мыслях туда
Где любили, смеялись и пели
Где в душе бушевала весна.

Вспоминаю и я как когда-то,
В середине застойных времен
Мы толпились близ деканата
Ожидая свой приговор.

И какое же было счастье
В списках студентов увидеть себя
Что отныне студент геофака-
Старания не пропали зря!

Открывая с волненьем двери
Института родного тогда
Мы мечтали, что все у нас выйдет
Будет дружба и радость всегда.

А потом наступили будни,
День за днем понеслись они
Было очень порою трудно,
Но держались мы как могли.

Двойки, тройки, четверки, пятерки
Было все, что греха таить
Нас давили науки крепко
Мы ж никак не хотели зубрить.

А в общаге, в веселом семействе
Скучно не было никогда
Мы дружили, любили, кутили,
А порою и дрались тогда.

Выгоняли нас из общаги
Говорили искать жилье
Трудно было в морозы скитаться
Но держались мы всем на зло!

Золотое то было время
Хоть и трудное, что ж с того
Были молоды мы и красивы
А в крови бродило вино.

Вспоминая те бурные годы
Не жалею я ни о чем
Радостно жить, совсем не значит
Быть примерным всегда и во всем.

Главное, чтобы суметь услышать
Звуки своей душевной струны
Защитить и не дать ей порваться,
Уберечь от фальши и лжи.

В жизни дальнейшей по разным путям
Мы разошлись в суетливых буднях
Ах, как снова хотелось бы нам
В юность свою вернуться!

Мы в юности любуемся закатом
Нас ночь своими тайнами зовёт
А годы всё бегут, бегут куда-то
И с возрастом нам нравится восход.

Быть может, от того так происходит
Что жизнь имеет собственный закат
Хоть мысль о том упорно мы обходим
Хоть память устремляется назад.

Так хочется рассвета вновь дождаться
Проснуться,убедиться,что живём
И просто днём пришедшим наслаждаться
Подаренным судьбою новым днём.

И в ожиданье солнца, упоенно
Храня в душе восторга огонёк,
«Какое чудо!» -думать удивлённо
И верить, что закат ещё далёк.


Юность, словно яблоневый цвет,
Отцвела и быстро улетела.
Сохранился в памяти сонет,
Как любовь её крылом задела.

Проводили время как друзья,
Целовались, для чего, не знали.
И в свои семнадцать лет, любя,
Вечерами звезды лишь считали.


А потом разъехались они,
В разных городах пришлось учиться.
Сердце же скучало по любви,
Не давало ни в кого влюбиться.

Как-то раз, в один из летних дней,
Жизнь свела их на знакомом месте.
Там в любви признался парень ей,
И с тех пор живут всё время вместе.

Годы бегут по траве и по снегу,
Словно по вечному расписанию.
И только одно не подвластно их бегу:
Наши воспоминания.

И в детство, и в юность, и в зной, и в замять,
По первому знаку, из мрака темени,
Ко всем нашим датам домчит нас память,
Быстрей, чем любая машина времени.

Что хочешь - пожалуйста, воскрешай!
И сразу же дни, что давно незримы,
Как станции, словно промчатся мимо,
Ну где только вздумаешь - вылезай!

И есть ли на свете иное средство
Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет,
Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство,
В каких-нибудь шесть или восемь лет?!

И друг, кого, может, и нет на свете,
Восторженным смехом звеня своим,
Кивком на речушку: а ну бежим!
И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети!

А вот полуночный упругий свет,
Что жжет тебя, радуясь и ликуя,
Молодость... Первые поцелуи...
Бери же, как россыпь их золотую,
Щедрее, чем память, богатства нет!

А жизнь-это песни и дни печали.
И так уж устроены, видно, мы,
Что радости нами освещены,
Чтоб мы их случайно не пролетали.

А грустные даты и неприятности
Мы мраком закрыли, как маскировкой.
Чтоб меньше было бы вероятностей
Ненужную сделать вдруг остановку.

Но станции счастья (к чему скрывать)
Значительно реже плохих и серых,
Вот почему мы их свыше меры
Стараемся празднично озарять.

Шагая и в зное, и в снежной мгле,
Встречали мы всякие испытания,
И, если б не наши воспоминания,
Как бедно бы жили мы на земле!

Но ты вдруг спросила: - А как же я? -
И в голосе нотки холодной меди:
- Какие же мне ты отвел края?
И где я: на станции или разъезде?

Не надо, не хмурь огорченно бровь
И не смотри потемневшим взглядом.
Ведь ты же не станция. Ты - Любовь.
А значит, все время со мною рядом!

Мы в юности взрослеть спешили, чтобы скорей свободу обрести. И время это мы не так ценили, надеялись, что счастье впереди. Теперь же с грустью вспоминаем давно уже прошедшие года. И с болью в сердце понимаем, что не вернуть их больше НИКОГДА…

Рано или поздно наступает в жизни момент, когда возвращаешься к тому, что любил в юности: старые песни, книги, фильмы, места, фотографии… И радуешься, если все это и сейчас выглядит достойным.


А вы когда просматривайте фотографии своих юных лет, на вас «находят» воспоминания? На меня да! И так жалко, что это уже никогда не повторится и юности своей не вернуть.


  • Нашей юности

Может, по понятью молодых,
Мы, кому уже давно за тридцать,
Не умеем уважать «крутых»
И «в натуре» весело «туситься».

Может, по понятью молодых,
Наши годы - прошлого страница.
Может… Но спросила б я у них:
«Ваша юность с нашею сравнится?

Вы смотрели в небо по ночам,
Восхищаясь, как оно искрится?
Вы звезде кричали: «Эй, мадам,
Когда наша встреча состоится?»

Вы читали Пушкина всерьёз,
Находя там «чудное мгновенье»,
И с глазами, мокрыми от слёз
Про Афганистан стихотворенья?

У костра сидели до утра,
Слушая гитарные напевы:
«Капли Датского короля
Пейте, королевы " ?

Может, по понятью молодых,
Юность мы свою не так прожили.
Только на условиях любых
Ни за что б другой не заменили!

В детстве и юности у нас не было компьютеров, мобильных телефонов и интернета. Зато у нас были ДЕТСТВО и ЮНОСТЬ…


В детском садике чуть слышен
Тихий шёпот двух ребят.
О любви - уделе взрослых,
Два ребенка говорят.
- Я люблю тебя так сильно,
Как конфеты и халву,
Можно я тебя тихонько
Поцелую, обниму?

И девчонка, шепелявя,
Отвечает пареньку:
- Я с тобою поцелуюсь,
Но не скажем никому!
И мальчонка неумелый,
Дарит первый поцелуй,
А девчоночка несмело
Тихо шепчет - Не балуй!

В летнем парке под Луною
Парень с девушкой сидят.
О любви большой и чистой
Еле слышно говорят.
- Я люблю тебя, мой милый, -
Шепчет девушка ему -
Без тебя моя отрада,
Спать и есть я не могу!
Его рука скользит к запястью,
И нарушает тишину
Лишь поцелуй и шелест платья
И шёпот: Я тебя люблю…

Зимней ночью снег искрится
За окном ветра поют,
Двум сердцам совсем не спится
В доме, где царит уют.
И мужчина сильный, смелый
Дарит страстный поцелуй.
А в ответ игривый голос
Нежно шепчет: Очаруй!

На завалинке, под вечер,
Бабка с дедкою сидят.
А вокруг, как вихрь смерча,
Бегает толпа внучат,
- Обними меня, ты, бабка!
Подари мне поцелуй!
И в ответ он как когда-то
Слышит шёпот: Не балуй!

Давай забудем, что мы взрослые. Вернёмся в детство хоть разок.
Я снова буду глупой девочкой. Любившей мамин голосок.
Ты нежно вслух читаешь сказки и гладишь волосы мои,
Кладёшь в рюкзак конфеты в садик и даришь ласки мне свои.
Я жду, когда придёшь с работы и спросишь, как мои дела?
И я отвечу:"Всё в порядке. Ведь ты же дома. Ты пришла.»
Я расскажу тебе, что снилось и что я кушала в обед.
Ты рассмеёшься и обнимешь, как будто это детский бред.
Ты говоришь, что я принцесса и где-то ждёт меня мой принц.
Я крашусь яркою помадой и чёрной тушью для ресниц.
Кричу, что я уже готова. Пусть приезжаешь на коне.
Всё это выглядит забавно. Ты подойдёшь опять ко мне.
Сотрёшь и тушь, и всю помаду, уложишь спать меня в кровать.
Ты знаешь, мама, так приятно, тебя с любовью обнимать.
И пусть уже не будет детства. Но ты же вечно молода!
Я верю, искренне, по-детстки, что ты со мною навсегда!


Мы родом из детства… из плюшевых мишек,
из маминых губ и шагов первых шишек,
из папиных плеч и печенья бабули,
и, шедшего с нами за руку, дедули…

Из запахов дома и чувства защиты,
когда слёзы горькие, в раз, и забыты…
Хочу, становясь с каждым годом всё старше,
чтоб это всё помнилось детям и нашим.

    Опять напомнили про то, как мы все были маленькие и жили беззаботно. Аж захотелось вернуться обратно в эту юность...

    Прямо грусть навеяли. Но приятную грусть. Хотя мне и не свойственна ностальгия по прошлому. Мне хорошо в настоящем.

    Иногда меня берет ностальгия по былому, но в тоже время я понимаю что впереди еще много радостей)

    Как хорошо, когда рядом друзья, подруги юности)) Через столько вместе прошли))

    Почему-то на ум сразу прила эта фраза,и грустно стало...

    У меня иногда бывает такая ностальгия по ушедшим временам..., так жалко, что это все уже прошло(

    да как то немного грустно мне стало и правда уже ничего не вернешь и какое время быстротечное(((

    Хорошие стихотворения.... нашу юность уже не вернёшь очень жаль конечно. хорошее было время.

    Я прочитала, посмотрела и вспомнила свое детство... как было замечательно тогда.

    А я уже давно смирилась с тем, что ничего не вернуть, лучше думать о будущем.

    Все уходит и проходит, мы не молодеем, но в душе остаемся прежними, фотки прикольные)

    Мне все равно кажется, что детство и юность у всех замечательная))) несмотря на отсутствие каких-то вещей.

    • А у нас были-тетрисы, приставки, "Ну погоди". так что тоже хватало. Потому что нам с братом мама этих игрушек не покупала.

    Грустно как. Все верно написано. Только мы читали стихи и слушали песни уже про Чечню. Как раз наши мальчишки туда уходили.

    замечательные стихотворения, охватывает легкая грусть по ушедшей юности)))

    Действительно, очень жалко, что юность уходит и не вернуть! А на первой чб фотографии - это вы?

Прямой эфир


Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р.

Пробить номер 300р.

Гарантия!

Реальные доказательства!

Оплата по факту.

Детализация звонков и распечатка СМС на заказ.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Распечатка СМС (WhatsApp,Viber) от 500р.
Детализация звонков 400р. Пробить номер 300р. Гарантия! Реальные доказательства! Оплата по факту. [email protected] WWW.SMS-YA.RU

Детализация звонков и распечатка СМС на заказ.

4575113 4575112 4575111 4575110 4575109



Итак, мы расстались недалеко от совхозных полей за Окой, где летним вечером мальчишки и девчонки танцуют под то, что им, по словам современных либеральных толкователей прошлого, было совсем не доступно и за что их могли наказать «душители свободы и ростков настоящего искусства». 😊


Такую трактовку навязывали «господа» Дибров и Веллер на канале «Ностальгия» в передаче "Рожденные в СССР". С экрана текла «правда» о том, как тяжело было припасть советскому народу к живительному западному року и попсе. Когда я был молодым и не опытным юношей, мне казалось приблизительно так же. Но:


У того, кто в молодости не был революционером, - нет сердца.


У того, кто в зрелости не стал консерватором, - нет мозгов.


Мало того, что западный рок – совсем и не столь живительная влага. Я «взалкал» его достаточно и знаю, о чем говорю. Но он в большинстве своем - и не образчик высочайшего музыкального мастерства. А заботливое государство должно подсовывать только лучшее для развития, а не оглупления, своим агнцам. Остальное любопытные несмышленыши найдут сами, как ребенок находит спрятанные от него вредные сладости или спички. И в СССР каждый желающий без особого труда находил дорогу к "запретным плодам"...


Западный рок, как и голливудское кино, – скорее, легковесный, призывно пахнущий, но вредный коммерческий поток, который захлестнет доступно, навязчиво и призывно, и незаметно смоет национальную культуру и мораль.


В «навозной куче», я подтверждаю, покопавшись и отравившись, можно иногда обнаружить и «необработанные алмазы». 😊



Сегодня же только слепой не видит, что пустоту и низменность быстренько освоили наши попсовики, ровняясь, кстати, отнюдь не на самые лучшие образчики западной музыки. По сцене бегают вечно молодые исполнители, сверкая стекляшками и привлекая внимание броской раскраской, как дамы легкого поведения. "Танцуй, пока молодой, мальчик..." - стучит в висках. А подразумевается: "после нас, хоть потоп" или вспоминается басня "Стрекоза и муравей".


А про наш рок в музыкальном смысле и сказать то нечего. Отравившись свалившейся на него "свободой", он, скорее, сдох, чем нет. В отличие от его "маститых отцов", влачащих вполне себе и не бедное, но жалкое в профессиональном смысле, существование…


Ну а я, наткнувшись в телепередаче на беспардонное искажение реалий моей молодости, решил дозвониться в прямой эфир канала "Ностальгия", где и привел некоторые подробности, на которые ведущим нечего было возразить. Замечание, что в моем институте слушать западную музыку мог каждый первый безо всяких на то усилий, несколько смутило Веллера, который не привык сталкиваться с доказательными опровержениями его точки зрения. Но его выручил Дибров, задав отвлекающий от сути вопрос. Естественно, «неправильное» мнение далее никто не собирался доносить до слушателей и меня вывели из эфира от греха подальше, сказав, что звонок сорвался.


Вернусь в середину 70-х. Лучшая музыка для меня в последних школьных классах ассоциировалась в первую очередь с ВИА "Песняры" и "Цветы". Но были и "Для меня нет тебя прекрасней", и "Как прекрасен этот мир, посмотри", отдельные песни разных исполнителей, которые записывались в "сборки" с радио и ТВ на уже распространявшиеся «бабинные» магнитофоны. Переписывались с магнитофона на магнитофон и западные записи ("Шизгару" давай!) авторов, которых толком у нас на периферии никто и не знал. Особо увлеченные потом откапывали, что звучит песня "Venus" от группы Shocking Blue. Я отлично помню, как на переносном «маге» своего знакомого услышал первый раз Демиса Руссоса и Певцов Леса Хамфри, оставивших неизгладимое впечатление, не выветрившееся даже сквозь вереницу лет. Запись у товарища появилась от Севы Новгородцева с BBC, передачи которых глушили, глушили "неумехи" КГБшники, но не заглушили.


В те времена мне доводилось бывать и в деревне каждый год. Из открытых окон соседей к моему пренебрежительному юному удивлению доносились летом частушки, народные песни из передачи «Пой, гармонь» и официальная наша и зарубежная попса (Карел Гот и другие исполнители из стран соцлагеря). Не сильно отличались музыкальные предпочтения старшего поколения и в городах, где слушали и распевали продукцию "Поющих гитар", Лещенко, Кобзона и т.д.


Кстати, позднее, выступая в городе Лениногорске в Татарии в составе студенческого ВИА, я нашел лишь подтверждение этим своим школьным наблюдениям, услышав просьбу исполнить «Барыню» на танцах, вместо Slade. Но "московским артистам" (так там воспринимали наш ансамбль) было, таки, предложено остаться на все лето, чтобы играть на танцах. 😊 Так что, большинство жителей страны с превеликим удовольствием заполняли стадионы на концертах Пугачевой и "Самоцветов", слушая магнитофонного Высоцкого и разнообразных бардов. А уж достать билеты на концерт "Цветов" в подмосковном городском театре было очень непростой задачей.


Важно помнить, что официальные певцы и музыканты советского брежневского «застоя» обладали в подавляющем большинстве явно выраженными музыкальными голосами и исполнительским мастерством. Послушайте хотя бы Ободзинского в «Золоте Маккены». А люди, которые не могут попасть в ноты в живую (Варум, младший Маликов и масса современных «исполнителей»), просто не могли появиться тогда на сцене, потому что уровень определенного качества никто не отменял в угоду деньгам и низменным вкусам.


И проблема у наших рокеров с переходом в профи зачастую возникала не за их оппозиционные режиму тексты и манеру подачи звука, а из-за недостаточного исполнительского мастерства, о чем открыто и упоминает разговорчивый Подгородецкий в своей книге.
Я в свое время был в ДК МАИ на прослушивании группы "Воскресенье" для выступления в профессионалах. Исполнялись многие известные песни. Тогда прошел слух, что их не допустили, хотя смотрелось все достаточно официозно и без рок - эпатажа...
А что же публика? А публике на танцах не очень важно, какого качества гремит музыкальный продукт, в чем я неоднократно убедился, играя в ансамбле. Толпа входила в раж лишь от того, что наш соло гитарист просто дергал рычаг "вибратто" и зал отзывался слаженным ревом, заходясь в восторге.


Так что, молодые, как и везде и во все времена, хотели нового, громкого, экспрессивного, эпатажного, необычного, будоражащего, что соответствовало состоянию и возрасту их организмов. А мода на западное проистекала и распространялась из мегаполисов к периферии, подкрепляясь обычной человеческой любознательностью. Запретность же (точнее - отсутствие популяризации с государственной стороны) этого "плода" делала его для молодых еще притягательнее. Да, и сама жизнь, ускоряясь на глазах, более соответствовала резкой ритмичной жесткой электромузыке, чем неторопливым мелодичным руладам родителей, выросшим из 19 века.


Нас, тинэйджеров, коробила зажатость и официозность сценического поведения и строгость исполнительской манеры, которые нивелировали разницу при исполнении бравурного марша, детской песенки и танцевальных ритмов. Ну, скажите, как можно, отрываясь, расслабляться, будучи одетым в галстук и тройку? Можно только чинно подрагивать и ритмично двигать ручками.


Но качество музыкального исполнения у советских профессионалов однозначно было выше подавляющего большинства советских рокеров, которые и инструментами толком не владели, зачастую не имея даже музыкальной школы в качестве образования, и голосом не обладали. Недаром у того же Макаревича в числе любимых - безголосые Вертинский и ему подобные. А когда какой-нибудь группе "Браво" надо было "забацать" сложное соло на гитаре, то привлекался джаз гитарист Бойко. 😊 Кстати, сессионные музыканты и на Западе активно используются и не только для записи альбомов.


Поступив в МИФИ, я тут же жадно окунулся в самые модные тогда музыкальные течения, свойственные и нашей и зарубежной рок-музыке.


Но только по прошествии многих лет понял, почему отец не разделял моих восторгов по поводу Deep Purple и Uriah Heep. С возрастом громкий звук начинает только раздражать, что я и обнаружил относительно недавно, делая сборки из своих любимых композиций. А молодым громкость очень часто подменяет умение и качество. Для нас же тогда новизна музыкальной агрессивной экспрессии затмевала все остальное. Наши то звучали вяло и зажато в сравнении с западными раскрепощенными группами. Особенно, если у группы был лидер с сильным харАктерным голосом и присутствовало исполнительское мастерство.


И что интересно: нет сегодня команд, сравнимых с лучшими западными рок-группами 70-х и там у них и здесь у нас. И это при полной свободе самовыражения, которая, ориентируясь на невысокие запросы толпы, заменила музыку рэпом и простейшим ритмом. В 70-е рок тянулся к сложности джаза и классики, увлекая за собой к их сложности и своих поклонников. Сегодня он опускается до уровня треньканья в городской подворотне.


А наши профессиональные группы в те времена достаточно активно пропагандировали западный рок, вкрапляя его композиции в свои концерты. Помню, в ДК "Москворечье"выступал "Аракс". Я с удивлением услышал чуть ли не целое отделение западных известных мне композиций, осознав, что экспрессия и громкость – это самое легкое и доступное, что можно воспроизвести для публики. Но самые сложные вещи самых лучших западных групп нашим особенно не давались…


А то, что люди все равно ощущают настоящее искусство и тянутся к нему, подтверждает такой случай.


Кто-то принес в институтскую общагу послушать "родной двойник" (!) рок оперы "Иисус Христос суперзвезда". Написана она была в 1970 году Эндрю Ллойд Уэббером и Тимом Райсом. "Родной" - значило тогда пластинку, даже не перепечатку вторичными фирмами, а "двойник" - два альбома по 40 минут.


Общага МИФИ в те времена состояла из пяти корпусов. В студгородке было четыре здания по пять этажей каждое. Сегодня общагу сносят и потому я немного опишу, что он представлял из себя формально. Рядом с жилыми корпусами была асфальтированная спортивная площадка и банный корпус. На первом этаже каждого жилого корпуса были буфет, "читалка", где можно было заниматься, и клубное помещение, где устраивались танцы, концерты групп типа "Сломанный воздух", "Вежливый отказ" или "Машина времени". Там же выступали поэты и известные барды. А выше жилые этажи состояли из комнат на три человека, располагавшихся с двух сторон вдоль длинного коридора, заканчивавшегося умывалками и туалетами, а посередине имевшего кухню. В комнате располагались три кровати, стол, шкаф и несколько полок. Если сравнивать с общагами других институтов, то были и лучше и хуже условия проживания студиозусов. Я же, проживал значительное количество семестров приживалкой, т.е. - четвертым. Но молодость, интересная насыщенная жизнь и интеллектуально развитые добрые друзья позволяют мне и сегодня считать то время - фантастически счастливым во всех отношениях. Хотя могу точно сказать, что среди моих знакомых есть и те, кому то время отнюдь не кажется райским.


Так вот, в одной из комнат мы расселись с товарищами и на полную мощь аппаратуры с восторгом прослушали два диска рок-оперы, не отрываясь. Сидим под впечатлением. В дверь - стук: "Мужики, что это звучало? Можно послушать?". Народ то во время нашего "концерта" ходил мимо двери и прислушивался. Естественно, настоящие "пласты" никто не известно кому давать тогда не давал из-за их большой стоимости и ценности.


Мы принесли стулья дополнительно, сделали "амфитеатр" и сами с удовольствием прослушали еще раз оперу вместе с новыми меломанами. Так что, хорошая музыка тянет к себе всех. Знаю, что и у нас были сделаны попытки на русском записать эту оперу нашими исполнителями. Но лучшего исполнения, чем на том "двойнике", творения Вебера и Райса я не слышал.

Кстати, для понимания атмосферы жизни в общаге - еще один случай. У нас в комнате "орет" музыка. Через некоторое время в паузе между песнями слышен стук в дверь. Открываю. На пороге - институтские преподаватели, проверяющие жизнь студентов в общежитии. Пытаются меня пристыдить за чрезмерно громкую музыку. Я предлагаю спросить у соседей, мешаем ли мы им. К большому удивлению соседи предлагали усилить громкость...

Есть люди, мимо которых студенчество пролетело, как неинтересный пейзаж за окном. Для меня же это – сладкий период моей жизни. Я искал причину, почему? Если коротко, то можно сформулировать так: достаточно беззаботная, свободная и интересная жизнь в общении с очень разными и не тривиальными развитыми людьми. Очень плотный для того времени поток новой и не всем доступной, особенно на периферии, информации. Тогда же интернета то не было! А тут только в самом институте на регулярной основе идут просмотры не доступных для всех фильмов, встречи с Стругацкими и выступления Градского, Егорова и Гафта. Рядом со скибатроном (электронная доска объявлений) вывешены анонсы лекций, посвященных самым спорным и передовым концепциям науки и философии. В фильме "Овечка Долли была злая и рано умерла" можно увидеть это место.


А общежитие дарит «на одну ночь» возможность прочесть еще и не изданного на русском "Хоббита" или не сильно распространенных произведений Булгакова и запретных «Москва-Петушки». Читали и Бродского в перепечатках и много еще чего… Вот так протекал досуг технаря-мифиста, если он стремился к гармоничному развитию. Никто в общаге не шманал и не отбирал запретной литературы, которая вполне имела доступ к тем, кто этого желал. А те, кому до Бродского или Толкиена было, как до лампады, - спокойно проходили мимо них и отправлялись в Москву, как мы это называли в театры или на выставки. 😊


А сейчас? Студенты, не имея стипендии, позволяющей на нее прожить, вынуждены подрабатывать. И время, которое мы тратили на развитие, развлечения и человеческое общение, сегодня тратят на заработок, который позволит получить образование и отсидку в интернете.


Да, и институт вряд ли стремится расширить кругозор своих студентов, тратя на это свои деньги, как было в пору моей молодости. Сборная МИФИ по футболу тренировалась зимой в футбольном манеже ЦСКА. В каждом общежитии имелись музыкальные комплексы и аппаратура. Приглашались известные писатели, лекторы, музыканты, выступавшие в самом институте.


Стипендия в МИФИ была 55 рублей, если было не более двух троек в сессию. Каждый, кто «отстреливал» сессию с одной четверкой и остальными пятерками, получал дополнительно 15%. Отличники – 25%. Профсоюз на достаточно регулярной основе подкидывал талоны на обед в институтской столовой. Самый дешевый обед из трех блюд в ней стоил 45 коп. В торговом центре по пути из института в общагу самая дешевая котлетка-полуфабрикат стоила 8 копеек, а килограмм картошки - 10. Правда, чтобы наесться, надо было из двух котлет сделать одну, а треть пакета картошки могла уйти в отвал из-за гнили. Но идея цены проживания вам понятна, если батон хорошего настоящего хлеба стоил 13 копеек.


Можно было при желании месяц провести в профилактории. Это корпус санаторного типа рядом с общагой и институтом и многоразовым питанием на убой. Летом, кто хотел, отправлялись рублей менее чем за 20 на смену в СОЛ «Волга». Зимой - в средмашевские дома отдыха под Москвой. Если студенту хотя бы немного помогали родители (мне давали на питание еще 15 рублей, а некоторым – до 100), то жизнь в общаге, которая обходилась около 3 рублей, превращалась в сказку без конца. Только надо было миновать сессию. А некоторые, не желая заканчивать институт даже устраивали фиктивный «академ». 😊 Был у меня знакомый, который умел температуру поднимать. Лег в больницу и, таки, пролежал там положенное время, чтобы "учиться" в институте еще год.


А в общаге жизнь била ключом. В газете МК тогда рассказали о первом музыкально-литературном клубе, открывшемся в общежитии МИФИ. У нас уже при каждом корпусе были такие клубы с массой отделений по интересам. Имелась и высококлассная и достаточно дорогая по тем временам аппаратура. Как я уже сказал, приезжали поэты, писатели, барды, рок-группы. В таких условиях учиться было непросто. Ведь еще никто не отменял девчонок и спорт. 😊


В первый год я попал в вокально инструментальный ансамбль (ВИА). Группа создана была более старшими ребятами, которые меня познакомили с преферансом, отголосками дедовщины и «пластами» рок-групп. Заинтересовавшись западной музыкой, узнал многих, приторговывавших фирменными виниловыми дисками, стоившими от 25 рублей до 100 в зависимости от состояния, качества фирмы и т.д. Естественно, в институте была толкучка дисков, которую периодически слегка шманали оперотрядники. Была такая организация, чем-то отличавшаяся от добровольной народной дружины (ДНД). Чем – уже не помню, хотя позже в ней состоял. 😊


Но при этом на танцах мы исполняли и Queen и Карела Гота, и Deep Purple и «В городском саду играет духовой оркестр»…


В МИФИ проходили конкурсы ВИА. На одном из них председательствовал известный руководитель джаз-рок группы «Арсенал» А. Козлов. Наша группа отличилась тем, что исполнила Баха в рок аранжировке.


А уже года с 76го в каждом корпусе общаги танцы сменились дискотеками, программа которых фактически состояла только из западной музыки… Мы опять упираемся в проблему «крикливости» меньшинства, которому всегда предоставляется сегодня у нас слово, с чего я начал эту часть воспоминаний. И у слушателей создается ощущение, что в СССР все было именно так, как рассказывают либералы и антисоветчики, оккупировавшие трибуну. На самом деле увлечение Западом не касалось большинства населения, которое вполне себе удовлетворялось своими песнями, своей одеждой и своими примочками. Смотрите, что большинство сегодня, когда музыкальных ограничений нет, слушает? И это - отнюдь не западный рок.


Скорее можно сказать, что народ смотрел на чрезмерных модников или любителей западной музыки, как на слегка сдвинутых чудиков. Недаром, когда вышли диски Пугачевой «Женщина, которая поет» и Тухманова «По волнам моей памяти», когда появились антоновские песни «Мечта», «Снова месяц взошел на трон», то звучали они чуть ли не из каждого окна общаги, в отличие от какого-нибудь нашумевшего в те времена среди меломанов диска "Queen" или "Pink Floyd". Завершением музыкальных воспоминаний расскажу детективно-партийную историю, приключившуюся у нас в общаге.


С тыльной стороны корпуса стояли мусорные баки (там, где стрелочка 😊).

Наша тяжелая институтская юность.

Кто-то случайно увидел рядом с баками прикрытую тряпками музыкальную аппаратуру. Устроили засаду. Попался студент, один из партийных боссов. Дело решили не раздувать. Парня выставили из партии и выгнали из института. А аппаратуру из клуба нашего корпуса вернули на место.

Скрываясь от КГБ, пародируем одну обложку западного диска.

Обратите внимание на вот эту старую фотку, где пародируется обложка западной пластинки. Разве это не доказывает,что мы тогда не могли слушать западный рок? 😊


Мой товарищ (Володька, царствие ему…), с которым играли в футбол, был после армии и подготовительного отделения назначен комсоргом потока (факультет делился на два потока и несколько групп по 20-30 человек в каждом).


А сначала все студенческие должности официального характера старались распределить среди бывших армейцев, подразумевая, что они – старше, серьезнее и дисциплинированнее. И эти ребята были уже хоть немного, но знакомы институтской администрации по подготовительному отделению, на которое и попадали из армии те, кто хотел учиться в МИФИ. А Володя подбирал людей уже по своим предпочтениям и сказал мне: давай попробуем делать живые реальные дела, а не заниматься пропагандистской ерундой, чтобы отсечь политиканов и коньюнктурщиков. А ты, мол, будешь поднимать спорт на потоке, а не бумажки перекладывать. Я согласился с детско-юношеским идеализмом и задором. Идеализм и задор, напоровшись на пару-тройку заседаний поточного бюро, сдулись у меня и Володи, как проколотая камера. Другие члены бюро шли, наверное, с другими целями и задачами или были покрепче характером. Недаром одна дама сегодня добралась до Госдумы и руководства Общественного Фронта и мелькает периодически в зомбоящике.


Активисты, с которыми я столкнулся, в большинстве своем говорили на каком-то другом формально-газетном не очень доступном мне языке. Мне не удалось установить взаимопонимания с теми, кто видел общественную работу, как лестницу для роста. Хотя допускаю, что всему виной было мое неумение и нежелание заниматься оргработой, как ее понимал институтский комсомол. Так что, вскоре я «забил» на свою комсомольскую нагрузку…


Прошел год. Всех зазвали на комсомольское собрание, которое специально устраивалось между поточными общими лекциями, чтобы никто не разбежался. Сидим мы с товарищами на галерке и о чем-то «трем», как сегодня говорят. Вдруг мне предлагают прислушаться, т.к. мою фамилию всуе склоняют. Слышу, что работу спорторга оценили неудовлетворительно и вывели меня из поточного бюро. Вот и вся репрессия за почти годовое манкирование комсомольскими делами. С тех пор я больше не выдвигался на передовые рубежи комсомольской работы, ограничиваясь, как и большинство, нагрузкой для «галочки».


Студенты «мужеска пола», не имевшие более серьезных общественных нагрузок, которые формально в то время иметь было надо обязательно, выбирали между ДНД (добровольной народной дружиной), члены которой с сотрудниками милиции (или без) патрулировали улицы, и оперотрядом. Я выбрал «отряд», потому что он занимался охраной порядка на различных интересных культурных мероприятиях в институте с приглашением известных гуманитариев. Мне показалось, что попадать туда – хороший бонус к осмотру чердаков института на предмет, нет ли там свидетельств каких-то противоправных сборищ. И это - точно интереснее, чем просто дежурить на улицах дружинником.


Помню, как формально и с минимальной потерей времени проходили комсомольские собрания в моей учебной группе института. Актив группы: комсорг, староста и профорг старались собирать народ только в привязке ко времени занятий, объединив поводы, выплывавшие периодически по профсоюзной, административной или комсомольской линиям. Так что, тяжесть давления партии на наши критиканствующие умы совсем не была обременительной. Вот, к примеру, я никогда не был на майской и ноябрьской демонстрациях в Москве, хотя народ как-то отбирали на подобные мероприятия. Зато один раз встречал какого-то официального зарубежного деятеля в рядах, махающих флажками дружбы.


Продолжение следует…

Мои воспоминания. Студенческие годы.

Валерий Иванов. Ногинск.

Когда я учился в школе, главной целью в жизни была именно учёба, а о своей дальнейшей судьбе я не думал. Но закончились школьные годы и впервые мне самому нужно было принять решение, которое должно определить всю мою будущую жизнь. Я хотел учиться дальше, получить высшее образование, но в какой сфере: технической или гуманитарной? В то время я очень долго выбирал будущую профессию. Слабое зрение ограничивало мой выбор. Конкуренция тогда в престижные ВУЗы была большой: на одно место могли претендовать 10 – 20 человек и предпочтение отдавалось медалистам.

Но время шло, приближались вступительные экзамены в ВУЗы и надо было быстро принимать решение. Я впервые задумался о смысле жизни. От моего решения зависело моё будущее. Сейчас я вспоминаю стихотворение Бориса Пастернака «Гамлет». Оно начинается словами: «Гул затих. Я вышел на подмостки». У Пастернака Гамлет – человек, совершающий выбор. Обратного пути нет. Стихотворение заканчивается словами народной пословицы: «Жизнь прожить – не поле перейти». Думаю, что я находился в положении Гамлета. И тогда мне на помощь пришли мои родители. Отец поехал в Москву, он решил посоветоваться по выбору учебного заведения с дядей Петей – моим дядей. Я с отцом не ездил, и этот важный для меня выбор они сделали сами. Дядя работал в Институте имени Курчатова и жил рядом с ним: недалеко от метро «Сокол». В районе этого метро немало ВУЗов, но дядя Петя, видимо, убедил отца, что мне надо поступать в Московский технологический институт пищевой промышленности. Институт находился на Волоколамском шоссе, всего в двух остановках трамвая от метро. Раздумывал я недолго и вскоре мы с отцом поехали в Москву, чтобы узнать о правилах приёма в этот ВУЗ. Мы узнали, что к вступительным экзаменам допускаются только все прошедшие медицинскую комиссию. В амбулатории института меня обследовали врачи, все они, за исключением одного, глазного, допустили меня к экзаменам. Глазной врач долго подбирал стёкла к моим глазам и показывал буквы в таблице, но больше четырёх самых крупных строчек я так и не увидел. Наконец, врач сказал, что, к сожалению, дать разрешение на приём в институт он не может. Врач объяснил свой отказ тем, что ВУЗ технический и предстоит во время учёбы выполнять много сложных, мелких чертежей. Отец всё же его как-то уговорил пойти мне навстречу и врач, наконец, разрешил мне поступать на все факультеты, кроме механического.

И вот мы с отцом в стенах института. Кроме механического в институте были следующие факультеты: пищевых производств, это хлебопечение, виноделие, кондитерское производство и ещё что-то, факультеты мукомольно- элеваторный и экономический. Я почему-то выбрал мукомольно-элеваторный. На втором этаже здания института находилась кафедра «Элеваторы и склады». Мы зашли в помещение кафедры: нас встретил её заведующий – доцент О. Д. Шумский. В просторной комнате на стенах в рамках под стеклом висели многочисленные фотографии огромных, похожих одно на другое, зданий. Хозяин помещения нам объяснил, что это элеваторы, там хранится зерно. Факультет выпускает инженеров по хранению и переработке зерна. Потом он рассказал нам кое-что об этой специальности, о её важности, престижности. Видимо, я в душе романтик, а тогда, семнадцатилетний, представил себя на будущей работе среди этих красавцев элеваторов, похожих чем-то на огромные корабли. Меня охватило необъяснимое радостное чувство и я подал документы на мукомольно-элеваторный факультет. Знания, полученные в школе, ещё были свежими, и я успешно сдал вступительные экзамены, за сочинение получил оценку «отлично».

Экзамены в институте закончились, и абитуриенты ждали решения приёмной комиссии. Ждать пришлось недолго и через несколько дней я увидел мою фамилию в списке принятых в институт. Я обрадовался, порадовал родителей этим известием и начал готовиться к переезду в Москву. Мне, как жителю другого города, предоставили общежитие. Московский технологический институт пищевой промышленности состоял из одного большого учебного корпуса, трёх зданий общежитий и одного пятиэтажного дома с квартирами для профессорско-преподавательского состава. Меня поселили в общежитие не нашего, а механического факультета. Здание нашего факультета достроили чуть позже. Общежитие было четырёхэтажным, старым, его построили, видимо, в одно время с учебным корпусом института. . Мужские помещения были на нижних этажах, а женские – на верхних. В нашей комнате на первом этаже была самая простая обстановка: 4 кровати, стол, стулья, тумбочки.

Наконец, наступил тот долгожданный день 1 сентября 1959 года, который определил всю мою дальнейшую судьбу: я стал студентом. Моя учебная группа называлась 59 – МЭ – 3. Это название расшифровывалось так: 59 – год поступления в институт, МЭ – мукомольно – элеваторный факультет, 3 – порядковый номер учебной группы. В год моего поступления в институт на нашем факультете были 4 студенческие группы. В первых двух занимались студенты имеющие производственный опыт, наша группа специализировалась на хранении зерна, а четвёртая – на его переработке. Года через два на факультете появилась пятая группа, её возглавил доцент Любушкин. Эта группа впервые в стране занималась изучением зерна кукурузы и технологией его хранения и переработки. Для такой работы, размещения кафедры кукурузы, её учебных аудиторий и лабораторий, к фасаду здания института по всей его высоте в 1960 году была сделана пристройка. Бывший в то время во главе нашей власти Никита Сергеевич Хрущёв считал кукурузу важнейшей продовольственной культурой, её стали возделывать в нашей стране на больших площадях. Кафедра кукурузы была создана по распоряжению Хрущёва и руководитель кафедры доцент В.Т. Любушкин мог постоянно общаться с ним.

Находясь у руля государства, Хрущёв проявил большую инициативу, ввёл в нашу жизнь много нового. Другое дело, часть его новшеств оказались в дальнейшем бесполезными и даже вредными, так произошло и с кукурузой: процесс её возделывания оказался трудоёмким, а урожайность очень низкой. Я поступил в институт именно в тот год, когда Хрущёв распорядился ввести изменения в программы обучения первокурсников: всем, не имеющим производственного стажа, одновременно с учёбой необходимо было год работать на предприятии соответствующей отрасли. Но

совмещать учёбу с работой первокурсникам предстояло начинать со второго семестра, то есть с 1 марта 1960 года. А пока, в первом семестре, меня ожидала только одна учёба.

На первом курсе были в основном общеобразовательные предметы, но высшую математику, физику, химию мы изучали в большом объёме. Много времени отнимало машиностроительное черчение, преподавали нам его на высоком уровне и требовали от нас качественного выполнения чертежей. В своей комнате в общежитии я клал чертёжную доску на спинки двух кроватей, стоящих торцами друг к другу, кнопками крепил на доску лист чертёжной бумаги и приступал к работе. Чертил только специальными карандашами разной твёрдости при помощи линейки и угольников. Особые требования предъявлялись к написанию букв, они должны были точно соответствовать ГОСТу. Черчение я любил и быстро освоил все его премудрости.

Лекции по учебным предметам нам читали профессора и доценты, а практические занятия: семинары и лабораторные работы проводили ещё и старшие преподаватели. Я старался как можно полнее писать конспекты в общие тетради, чтобы по ним можно было готовиться к экзаменам. Мне кажется, что я не пропустил ни одной лекции. Кое- какой материал по разным дисциплинам я находил ещё и в учебниках. Занятия были довольно напряжёнными, требовали много внимания и времени. Обычно в субботу вечером на электричке я уезжал домой, там меня ждали родители. Мама мне готовила еду, стирала и гладила моё бельё, я мылся. С собой я всегда привозил в Ногинск бумагу и чертёжные принадлежности и всё свободное время чертил, а вечером в воскресенье уезжал в Москву.

Стипендия была очень маленькая, родители помогали, давали мне небольшие суммы денег. Помню своё первое занятие физкультурой в спортивном зале института. Как раз перед этим занятием я получил свою первую месячную стипендию и положил её в карман брюк. Быстро переодевшись в спортивный костюм, я оставил свою одежду в раздевалке. Одежда всех занимавшихся однокурсников висела на общей вешалке и раздевалка не запиралась. Хорошо позанимавшись в зале, мы вернулись в раздевалку. И вдруг я обнаружил, что карманы моих брюк пусты. Мою первую стипендию украли. Никто из занимавшихся со мной ребят не признался в содеянном. Других денег у меня не было и жить стало невозможно. Но спасибо ребятам моей группы, они быстро собрали сумму денег, равную стипендии, и деньги вручили мне.

Московский технологический институт пищевой промышленности основан в 1930 году. Его технологические факультеты были созданы на базе пищевой специальности Московского химико-технологического института имени Д. И. Менделеева, а механический факультет – на базе специальности «Пищевые машины» Московского высшего технического училища имени Н. Э. Баумана. Институт являлся наследником и других высших технических учебных заведений пищевых производств. До 1938 года объединённый институт размещался в служебных, производственных и лабораторных помещениях хлебопекарных предприятий Москвы. В 1938 году для института было выстроено здание на Волоколамском шоссе. В 1941 году институт

объединился ещё с одним ВУЗом – Московским институтом инженеров мукомольной промышленности и элеваторного хозяйства и получил окончательное название – Московский технологический институт пищевой промышленности. В последующие годы на факультетах института была организована подготовка инженеров и по другим специальностям пищевой и химической промышленности. В годы моей учёбы 37 кафедр института проводили всю основную учебную и научно-исследовательскую работу. Кафедры возглавляли высококвалифицированные научные работники, среди них большинство профессоров – докторов наук.

Кроме перечисленных предметов, на первых курсах мы изучали историю, философию, политэкономию, а из технических дисциплин: неорганическую химию, металловедение, начертательную геометрию и ещё очень много предметов. Изучение начертательной геометрии давалось непросто: нужно было вычерчивать, изучив тему, сложные эпюры. Лабораторные работы мы выполняли в хорошо оборудованных лабораториях по всем техническим дисциплинам. Каждая кафедра разрабатывала свои методические указании к лабораторным работам. Хорошо помню, как мы выполняли практические работы по физике. Преподаватель, проводивший с нами лабораторные работы, был очень оригинальный человек. Его фамилия, если не ошибаюсь, была Семёнов. Помню, как он отчитывал одного из студентов за небрежное оформление лабораторной тетради: «Ты студент технического института! Слепой крестьянин на кривой сохе и то прямее борозду проведёт, чем студент технического института при помощи карандаша и линейки». В лаборатории физики мы соединяли проводами на столах различные приборы, включали их в сеть и при разных режимах работы, записывали в тетрадь их показания. Схему соединения приборов брали из методических указаний. Иногда этих приборов и проводов было так много, что их можно было ошибочно неправильно соединить. Такое соединение особенно раздражало нашего преподавателя: увидев на столе содеянное, он отчаянно кричал и убегал из помещения. Его странное поведение я тоже испытал на себе. Однажды, собрав схему соединения приборов, я показал её преподавателю. Взглянув на неё, преподаватель с криком: «Не пойдёт! Подготовить работу!», мгновенно отсоединил все провода, разбросал их по столу и пулей вылетел из лаборатории. Но он был не лишён чувства юмора, иногда называя наш пищевой институт институтом «пищи и вой». В слове «пищи» ударение на втором «и». Не помню, когда мне всё же удалось всё правильно соединить и выполнить эту работу.

Лекции по высшей математике нам читал молодой, одарённый учёный, кандидат физико-математических наук Ворожцов. Ему было 29 лет. Мне казалось, что математические его способности были феноменальны. Мелом на доске он молниеносно записывал сложные математические формулы, каждый раз утверждая, что это понятно, и, исписав все свободные места, быстро стирал тряпкой написанное. Я даже не успевал не только понять, но и записать всё услышанное и увиденное, потом всё домысливал дома ещё и с помощью учебников. Вид Ворожцова был необычный, он будто бы всегда куда-то спешил, все движения его были быстры. Я слышал, что его считали одним из сильнейших математиков Москвы. Но он мне нравился, видимо, как одарённый человек. И мне было очень неприятно, когда я вдруг увидел на стенде около метро «Сокол» карикатуру на Ворожцова. Наш замечательный математик полз на четвереньках, а рядом с ним лежала пустая бутылка водки. Оказывается он любил спиртное и попал в вытрезвитель. Это, конечно, был позор для нашего института, о чём свидетельствовали слова, сопровождавшие карикатуру. О дальнейшей его судьбе я ничего не знаю.

Раз уж я в своём рассказе коснулся математики, то продолжу свой рассказ о ней, вспоминая ещё один эпизод. Но я забегаю вперёд, не помню, на каком курсе по высшей математике был экзамен. К каждому экзамену я готовился тщательно: все материалы прорабатывал по лекциям и учебникам, внимательно изучал каждую тему. На экзамен по высшей математике я шёл вполне подготовленным, чувствуя большую ответственность, я как всегда волновался. Но вот билет взят, мне вопросы понятны, волнение немного отступило, на листе бумаги я быстро написал все формулы и уравнения. В отличие от некоторых студентов я никогда не списывал со шпаргалок, тем более с моим плохим зрением делать это было невозможно. Экзамен по высшей математике тогда принимал у нас доцент МАИ Феликс Юрьевич Зигель. Методика приёма экзамена у него была своеобразной: вероятно, считая, что все студенты списывают со шпаргалок, он всегда давал им вопросы, не входящие в билет. Не избежал этой методики и я. Подготовившись к ответу, я положил свой исписанный лист на стол перед Зигелем, но он его мгновенно отложил, не требуя от меня ответа. Затем он быстро написал на другом листе новый вопрос с уравнениями и попросил их решить. На обдумывание решения времени не отводилось. Надо было сразу же писать решение. Уравнения были необычные, мне незнакомые и я задумался, но Зигель обдумать решение мне не дал и поставил «неудовлетворительно», или, по школьному, «двойку». Я, конечно, расстроился. Такая оценка никак не соответствовала моим знаниям, и «неуд.» я получил впервые. Пересдать экзамен мне помог отец, об этом он договорился в деканате. Вскоре я опять сидел перед Зигелем с ответами на вопросы билета. В этот раз сценарий был совсем другим. Феликс Юрьевич меня выслушал, согласился с моим ответом и задал ещё один вопрос, на который я тут же исчерпывающе ответил. Моим ответом Зигель был удовлетворён и поставил мне «хорошо», то есть, по школьному «четвёрку».

Это была моя последняя встреча с Зигелем. Только через несколько лет после окончания института я прочитал несколько его захватывающих статей в научно-популярных журналах о неопознанных летающих объектах, или об НЛО. Я узнал, что Зигель уфолог, но о дальнейшей судьбе его ничего не знал. Изучить биографию моего преподавателя мне помог Интернет. Я узнал, что Зигель советский математик и астроном, доцент МАИ, популяризатор космонавтики, основатель отечественной уфологии, т. е. темы НЛО, родился в 1920 году. Работая в МАИ, в разгар научной карьеры, он увлёкся темой внеземных цивилизаций и НЛО. Этой теме он посвятил множество научных статей и выступлений, его поддерживали ведущие учёные страны. Зигель прославился публичными лекциями на темы внеземной жизни в Московском планетарии, очереди на которые растягивались на километр. Под его руководством иактивном участии работала большая группа учёных по изучению НЛО, но в семидесятые годы Зигель подвергся травле. В восьмидесятые годы травля усилилась, темы эти закрыли. Всё это отразилось на здоровье Феликса Юрьевича, у него произошел инсульт, а вскоре – ещё один, и в ноябре 1988 года он скончался. Но труды его остались, остались научные публикации и интереснейшие научно-фантастические книги. Это был человек высочайшего интеллектуального уровня, получивший в детстве разностороннее и качественное образование. Мальчик прекрасно играл на фортепиано, он глубоко интересовался философией, историей, астрономией, архитектурой и другими науками. В шестилетнем возрасте Феликс собрал свой первый телескоп и начал вести дневник астрономических наблюдений.

Математические знания мне очень были нужны при расчётах курсовых проектов. Расчёты я производил на логарифмической линейке. Этот счётный прибор я освоил ещё в школе благодаря энтузиазму учителя Льва Васильевича Сумерина. Без логарифмической линейки инженерные расчёты было делать просто невозможно, и я имел преимущество перед студентами не умевшими на ней считать. Таких студентов было немало и в институте работали специальные курсы по изучению логарифмической линейки. Кроме расчётов каждый курсовой проект включал ещё и чертежи. В Москве на Пушкинской улице в магазине «Художник» я покупал чертёжную бумагу, все чертёжные принадлежности: готовальни, линейки, угольники, чертёжные карандаши разной твёрдости и кое-что ещё. Особенно мне нравились карандаши чехословацкой фирмы, выполненные ими чертежи получались чёткими, яркими, красивыми и не пачкалась бумага следами графита.

На первом курсе со мной в комнате жил студент Хаважи Салатаев. Он был чеченцем и честнейшим, замечательным человеком. Хаважи для многих был настоящим другом, дружил он и со мной, от него исходила какая-то душевная теплота. Занятия в институте я не пропускал, а они начинались рано утром. От общежития до института идти всего метров 300, в любую погоду, даже в сильные морозы, я ходил на занятия без пальто и без шапки. Приходил заранее и успевал до занятий позавтракать. В институте работали несколько буфетов, выбор блюд в которых был одинаков и ограничен. Там всегда были отварные сардельки или сосиски, дешёвая колбаса, сметана, булочки, чай, газированные напитки в бутылках и, конечно, хлеб. Из этого набора продуктов, я покупал что-то себе на завтрак. Обычно это была сарделька или сосиски, 100 граммов сметаны, несколько кусков хлеба и стакан чая. Конечно, такое питание было нездоровым. В институте была хорошая столовая, я часто там обедал. Но мне больше нравилась рабочая столовая, находившаяся недалеко от института. Обед в ней обходился не дороже, чем в институте, а блюда были разнообразнее, и, как мне казалось, вкуснее. В эти годы в столовых появился бесплатный хлеб. Приходя на обед, я видел: на каждом столе на большой тарелке лежала целая гора нарезанного чёрного хлеба. Хлеб я любил с детства, а в студенческие годы это была моя основная еда и ел я его очень много. Правда, бесплатный хлеб в столовых на столах лежал недолго: вскоре ввели оплату за каждый взятый кусочек этого продукта.

В годы учёбы в институте я любил обедать на фабрике-кухне, расположенной напротив Стадиона юных пионеров, находящимся недалеко от метро «Динамо». В Советском Союзе фабрики-кухни строились с начала двадцатых годов прошлого века. Их задачей было накормить вкусно, разнообразно и дёшево как можно большее количество людей. Не исключением было и это заведение общепита. В большом, красиво архитектурно оформленном здании фабрики-кухни на каждом этаже были огромные обеденные залы с очень высокими потолками. В залах было самообслуживание, а на обед приходили в основном рабочие соседних предприятий. Обеды там действительно были дешёвые и вкусные.

Время летело быстро, закончилось первое полугодие учёбы, или первый семестр. В феврале 1960 года я успешно сдал экзамены, потом были каникулы. Каникулы закончились быстро и моя студенческая жизнь круто изменилась: наступил тот день, когда учёбу в ВУЗах по распоряжению Н.С.Хрущёва один год нужно было сочетать с работой на предприятии. Утром 1 марта 1960 года, ещё почти за два месяца до моего восемнадцатилетия, я уже влился в коллектив Московского мельничного комбината №3. Предприятие находилось на Первой магистральной улице и до него я добирался на транспорте около часа. Я был зачислен вначале учеником мойщика зерна, но работа у меня была трёхсменная. Мельничный комбинат, как и все предприятия такого типа, включал в свой состав мельницу, элеватор, склады готовой продукции и другие сооружения. Я приступил к работе на мельнице. Это многоэтажное здание по переработке зерна в муку. В нём зерноочистительное, размольное и выбойное отделения. В зерноочистительном отделении зерно готовится к размолу, очищается от примесей, моется. Мне предстояло освоить специальность мойщика.

Но учебная программа в своём объёме осталась, заниматься мы могли в зависимости от рабочей смены, выбирали утро или вечер. После работы на предприятии в утреннюю или ночную смену я ходил на занятия вечером в институт. Если я работал во вторую смену, то ходил на занятия утром. Постепенно привык к такому режиму, правда, после ночной смены времени на сон оставалось мало, тем более днём спать было тяжело. Тем не менее, ни одного занятия я старался не пропустить. К работе на предприятии я приспособился быстро и вскоре работал самостоятельно. Но не только сменная, а особенно ночная работа, представляли много неудобств. Очень неприятен был сильный шум на мельнице, исходивший от многочисленного работающего оборудования, особенно досаждали мощные вентиляторы. Но и это ещё не всё: мельница не отапливалась, а из-за сильно разреженного воздуха во всех её помещениях гуляли сквозняки. В холодное время года все рабочие надевали телогрейки. Была ещё одна неприятность: мукомольное производство довольно пыльное. Мучная и зерновая пыль очень вредна для здоровья, она ещё и сильно взрывоопасна.

В мои обязанности на работе входило обслуживание моечных машин. Если не ошибаюсь, то их было четыре и расположены они были в большом по площади помещении. Моечная машина была устроена следующим образом. На полу стояла большая металлическая моечная ванна, до краёв заполненная водой. Ванна соединялась с высоким цилиндрическим корпусом – отжимной колонкой, куда зерно подавалось шнеками, расположенными в ванне. Зерно захватывалось вращающимися лопастями – бичами бичевого барабана, поднималось вверх и отбрасывалось на сетчатую обечайку отжимной колонки, где с него отжималась лишняя вода. Далее зерно шло на некоторое время на отлёжку перед размолом, оно поступало в специальные закрома. Вот кратко некоторые особенности технологии мойки зерна.

За работой моечных машин надо было внимательно следить. Дело в том, что во время работы машины в моечной ванне образовывалось большое количество пены, для её ликвидации в ванне устанавливались несколько пеногасителей. Но иногда и эти специальные устройства не справлялись со всем объёмом пены и тогда она текла через края ванны на пол. Пена увлекала за собой воду из ванны и вскоре весь пол на большой площади был покрыт холодной водой, доходящей порой мне до колен. Создавалась аварийная ситуация: машины нужно было останавливать, а воду с пола нужно было срочно убирать. Огромное количество воды убрать непросто и другого способа уборки, как ручное её отчерпывание, не было. Я брал большой металлический совок и, стоя в воде, отчерпывал её, куда-то выливая. Такая работа была длительная и тяжёлая. К тому же, стоя в холодной воде долгое время и промочив ноги, я не раз получал простудные заболевания, болело горло, мучили ангины. Потом я получил осложнение на ноги, появилась боль в коленных суставах, они воспалялись так, что трудно было ходить. И, наконец, я стал чувствовать боли в сердце.

Врачи мне поставили диагноз ревмокардит и меня положили в больницу. Лечили меня интенсивно уколами и таблетками, в то время уже применяли преднизолон. За месяц пребывания в больнице я пропустил в институте много лекций и практических работ и наверстать упущенное в моём состоянии было очень тяжело. А между тем семестр закончился и приближалась летняя экзаменационная сессия. Болезнь моя продолжалась и врачебная комиссия определила мне третью группу инвалидности с диагнозом: недостаточность митрального клапана сердца. Мне было тогда только 18 лет… Продолжать учёбу, тем более совмещать её с работой в таком состоянии было невозможно, и мне удалось оформить академический отпуск на полгода. Отпуск давал мне право продолжать учёбу и работу, правда, уже с другой группой студентов, поступившей в институт на год позже меня.

Получив отпуск, я уехал из Москвы в Ногинск к родителям, это было летом. Быть инвалидом в 18 лет никак меня не устраивало и я задумался, что мне нужно сделать, чтобы стать здоровым. Знаний в области здорового образа жизни у меня не было и я стал интересоваться книгами и статьями, написанными на эту тему. Читая оздоровительную литературу, я понял, что можно успешно самостоятельно бороться с болезнями. После больницы я чувствовал большую слабость, но всё же вскоре начал совершать небольшие прогулки. Спокойный домашний режим, хорошее питание делали своё дело, самочувствие моё улучшалось. Я узнал о пользе закаливания, стал обтираться полотенцем, смоченном в прохладной воде. Прогулки мои стали ежедневными и становились всё продолжительнее. После утренних прогулок я стал делать несложные физические упражнения. Постепенно силы ко мне возвращались,

болей в сердце и коленях я не чувствовал и решил заниматься гимнастикой с гантелями.

Я купил литые трёхкилограммовые гантели, считая их самыми для меня подходящими для выполнения различных упражнений. В эти годы я уже жил с родителями в другом доме, в одном из трёх довоенных кирпичных домов на Полигоне. В нашей квартире было две комнаты, а рядом располагалась комната соседки, правда, она бывала в ней нечасто. Каждое утро после лёгкой зарядки и завтрака я совершал прогулку, продолжавшуюся час или немного больше. Ходил довольно быстро, далеко не уходя от дома. После прогулки брал в руки гантели и делал с ними упражнения. Занятия проводил, обнажившись до пояса, перед открытым окном. Я с каждым днём увеличивал нагрузку, стараясь включить в работу разные группы мышц. Особенно мне нравились упражнения для развития бицепсов и мышц верхнего плечевого пояса. Постепенно мышцы мои заметно увеличились, а самочувствие улучшилось. О питании я не задумывался, аппетит был хороший, а мамины блюда его полностью удовлетворяли.

Незаметно проходило время, прошли лето, осень, наступила зима. В декабре медицинская комиссия инвалидность с меня сняла. Она определила, что митральный клапан сердца у меня в стадии компенсации и я практически здоров. Я получил разрешение на продолжение учёбы в институте и в феврале 1961 года меня зачислили в группу 60 – МЭ – 3. В это же время я устроился на работу на Московский мельничный комбинат №3. Меня поселили в общежитие нашего, мукомольно-элеваторного факультета. Это было новое здание, моя комната находилась на втором этаже. В ней уже жили 3 студента из южных районов нашей страны. На работе, начиная с 1 марта, я 3 месяца был учеником обойщика. Затем меня перевели на должность обойщика третьего разряда. На меня завели трудовую книжку и сделали в ней первые соответствующие записи. Во время работы год назад никаких записей в трудовую книжку не делали. Работал я в три смены на той же мельнице, как и год назад, в том же зерноочистительном отделении. Теперь я обсуживал обоечные машины и некоторое другое оборудование этого отделения.

Условия работы в этот раз были такие же, как и год назад: тот же шум, та же пыль, те же сквозняки. Только не приходилось отчерпывать с пола холодную воду, но были другие неприятности. Например, нередко приходилось убирать с пола большие кучи зерна. Они появлялись при так называемом «завале», когда вдруг неожиданно в отделении останавливалось какое-то производственное оборудование, а зерно в него продолжало поступать. Тогда приходилось закрывать подачу зерна и останавливать подающие его машины.

Я постепенно вновь приспособился к ритму трёхсменной работы и двухсменной учёбы, но появилась ещё одна большая помеха всем моим делам. Дело в том, что на сон после ночной смены оставалось мало времени, не более четырёх часов. Но и это ещё не всё. В комнате, где я поселился, жили студенты из Молдавии. Они учились на старших курсах и поэтому не работали. Видимо, занятия они часто пропускали и проводили эмоциональное общение в комнате. Придя с работы в ночную смену, я постоянно видел их всех троих в комнате. Все они курили, не покидая своих кроватей. В комнате бывало так накурено, что, как говорят, «хоть топор вешай». Проветривать помещение они не разрешали. Когда я пытался открыть форточку, они тут же её закрывали, а меня обвиняли в том, что я хочу их простудить. В дополнении к этому они ещё пели и играли на гитаре. В таких условиях мне приходилось спать. Вспоминая это сейчас, я сильно удивляюсь моему терпению и не могу понять, каким образом мне удавалось заснуть.

Жил я с этими студентами довольно долго, но всё же мне как-то удалось переселиться в другую комнату. А на занятиях в институте после ночных смен всё время приходилось бороться с наступающим сном. Помню, как на одной из лекций я как всегда очень подробно записывал слова профессора и вдруг сквозь сон услышал его реплику: «спящий лев». Я понял, что реплика адресована мне и быстро проснулся, а затем продолжал писать, прилагая огромные усилия, чтобы не заснуть.

Многие студенты из моей новой группы были жителями Москвы. С некоторыми из них я подружился, хотя общался на занятиях с этими парнями редко. Но с одним из них, Васей Илюшиным, на занятиях в стенах института я не расставался. Мы всегда сидели рядом на лекциях, на семинарах и практических занятиях. Даже в перерывах мы ходили вместе по коридорам. Сейчас я думаю, что же нас объединяло? Наверное, что-то общее было в нашем отношении к жизни, к учёбе. По характеру Вася был тихий парень, видимо, из простой, небогатой семьи. Я думаю, что он был очень честным человеком, настойчиво овладевающим знаниями.

Мои жизненные силы поддерживало хорошее физическое состояние, которое я приобрёл в результате правильного построенного домашнего режима, длительных пеших прогулок, упражнений с гантелями, закаливания. Упражняться с гантелями я продолжал, хотя делал это нерегулярно, а циклическими упражнениями, куда входит и ходьба, не занимался. Сильно ухудшало моё здоровье неправильное питание. Неприятности с питанием, особенно в год моего совмещения учёбы с работой, продолжались. Около выхода из метро «Сокол», со стороны Песчаных улиц, был в те годы хороший, большой гастроном. Самообслуживания в магазинах тогда ещё не было, за стеклянными витринами стояли продавцы. По сравнению с другими городами Москва снабжалась продуктами хорошо. С фруктами было плохо, но мясные, молочные продукты и овощи были в продаже. В этом магазине в период моей работы на мелькомбинате я всегда покупал продукты. Обычно это были ветчина или окорок, шоколадное масло, рыбные консервы, кефир, сыр. Продукты эти я ел непосредственно на рабочем месте во время работы. Помню, как-то раз перед ночной сменой я зашёл в этот гастроном и купил себе на еду консервированную печень трески в масле, бутылку кефира и батон (белый хлеб).

Ночью под шум работающего мельничного оборудования я с большим удовольствием съел всё содержимое банки с печенью, съел весь хлеб и всё запил кефиром. Рядом с выходом из метро «Сокол» находилась пельменная, я в неё зашёл в тот раз утром, чтобы позавтракать после ночной смены. Пельмени можно было выбрать с уксусом, со сметаной или без приправы. Я почему-то выбрал пельмени с уксусом и с удовольствием съел большую порцию их вместе с немалым количеством хлеба. Всё это я запил чаем и отправился домой.

Через 15 минут после завтрака я был уже в общежитии и сразу же лёг в кровать, нужно было хоть немного поспать после ночной смены и перед занятиями в институте. Уснул я быстро, хотя и чувствовал некоторый дискомфорт в животе. Я проспал всего 2 часа, неприятные ощущения в животе усилились и скоро стали вовсе нетерпимыми. Боль внизу живота была резкая, схваткообразная, и я немедленно позвонил по телефону вахты и вызвал «Скорую помощь». Машина приехала быстро и меня сразу же после короткого осмотра увезли в Боткинскую больницу. Там меня отвели к хирургу, который, пощупав мой живот, сказал: «Аппендицит, надо оперировать».

После осмотра меня положили на каталку и отвезли в специальное помещение, где мне сделали процедуры для подготовки к операции, которую назначили на следующий день. Боль в животе со временем стала даже уменьшаться, но пропал аппетит и всё же ночью я неплохо поспал. Утром меня осмотрел ещё один хирург. Щупая мой живот и задав мне несколько вопросов, он промолвил: «А аппендицита у тебя нет». Я был сильно удивлён, услышав эти слова, ведь я не сомневался в правильности предварительного диагноза и мысленно уже был готов к операции. Вместе с удивлением меня охватило и чувство радости, тем более появился аппетит и мне принесли завтрак. После завтрака меня выписали из больницы и я уехал в общежитие. Не помню, какой окончательный диагноз мне поставили в больнице, но думаю, что это была пищевая перегрузка тяжёлыми, жирными, кислыми, несовместимыми продуктами. После этого случая я внёс некоторые изменения в питание, но всё равно питался в ущерб здоровью.

Хорошо запомнился день 12 апреля 1961 года, когда был совершён первый в истории человечества полёт в космос. До сих пор в моей памяти сохраняется голос Юрия Левитана, который торжественно произнёс, что первый человек в космосе – наш соотечественник, Юрий Алексеевич Гагарин. Я испытывал чувство гордости за нашу страну, видел радостные лица людей на улицах в это день. Всеобщее ликование было вокруг, люди поздравляли друг друга с этим событием.

Между тем учебное полугодие заканчивалось, я получил все зачёты и готовился к летней сессии. В июне я успешно сдал экзамены, до 1 сентября у меня были учебные каникулы, но я продолжал работать на мелькомбинате. По закону, чтобы получить отпуск в первый год работы на предприятии, надо было отработать 11 месяцев. Поэтому отпуск летом не дали и вообще я его не получил до окончания рабочего срока. В то же время, я получал небольшую зарплату, она была в несколько раз больше стипендии, которую в этот период не платили. Но всё же летом я немного отдохнул от учёбы, по выходным ездил к родителям в Ногинск, дышал чистым, лесным

воздухом. Родители всегда встречали меня тепло, мама стирала моё бельё, готовила мне хорошую еду. Я всегда находил с ними тему для доброго разговора.

Второй космонавт, побывавший в космосе с 6 по 7 августа 1961 года, был Герман Степанович Титов. Вскоре после его приземления, 9 августа, вся Москва с радостью встречала Титова на улицах города. Посчастливилось и мне увидеть в этот день, как по одной из улиц проезжал открытый автомобиль, в котором ехал Титов. Космонавт стоял вместе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым.

Учебные каникулы пролетели быстро и 1 сентября я уже был второкурсником. В учебном плане появились новые предметы, предстояло выполнить много курсовых проектов с чертежами и расчётами. Я продолжал посещать все занятия в институте, и, в зависимости от смены моей работы, приходил на них утром или вечером. Закончив первый семестр второго курса, я успешно сдал все зимние экзамены, а вскоре завершил запланированный рабочий год на мелькомбинате. Теперь, закончив производственную работу, заниматься в институте я снова начал в одну смену. Прошло ещё полгода и наступили летние каникулы.

Лето 1962 года сохранилось в моей памяти рядом ярких воспоминаний. Во-первых, к моей большой радости, я научился ездить на велосипеде. В то время мне уже было 20 лет, а у меня никогда не было своего велосипеда, хотя у моих знакомых такая двухколёсная техника была. В Ногинске в ту пору многие имели велосипеды, а дети осваивали их с дошкольного возраста. В таком возрасте я катался в деревне только на маленьком трёхколёсном велосипеде с деревянными педалями. С тех пор до двадцати лет я на велосипед не садился. А научился я ездить на нём благодаря своему брату Олегу. Олег намного раньше меня освоил эту технику и лихо гонял по дорогам Полигона на велосипеде своего друга. Как-то раз я попросил брата дать мне этот велосипед: я решил попробовать научиться на нём ездить. Захватив велосипед, мы пошли с Олегом в безлюдное место. Первые мои попытки были неудачны, хотя брат и придерживал меня сзади: велосипед почему-то не хотел слушаться руля и всё время сворачивал в сторону. Но я долго и упорно повторял попытку за попыткой и вот наступил тот приятный момент, когда я, наконец, самостоятельно поехал.

С тех пор катание на велосипеде стало моим увлечением, езда на нём с каждым днём мне удавалась всё легче и легче. Наступил момент, когда нам с Олегом одного заимствованного велосипеда стало недостаточно и мы с помощью родителей летом 1962 года купили свой. Это был, как мне казалось, очень красивый, голубого цвета, с красными резиновыми покрышками дорожный велосипед. В то время в продаже были велосипеды только отечественного производства, но цена их была для нас дорогая. В дальние поездки на велосипеде я не отправлялся, любил кататься по тропинкам ближнего леса или по тропинкам у озера Куверши.

Помню, что летом 1962 года мы всей семьёй ездили на мою родину – в Ахтимнеево. Об этой подмосковной деревне, находящейся около города Талдома, я писал в предыдущих воспоминаниях. Дедушкин дом, дом в котором я родился, требовал капитального ремонта. Ремонт делали своими силами. Кроме нас приехали ещё семьи Романовых и Усковых, правда, они были не в полном составе. Дядя Петя и Иван Андреевич Усков, как опытные строители, выполняли основную работу, а все остальные им помогали. Большого ремонта требовали фундамент дома, стены, пол, окна. Дом подняли домкратами и фундамент укрепили бетонными цилиндрами, кирпичами и бетоном. В короткое время мы выполнили большой объём работ.

Лето закончилось и снова начались занятия в институте, я уже был на третьем курсе. Появились новые, специальные предметы. Я не пропускал ни одной лекции, ни одной лабораторной работы, ни одного семинарского занятия. На лекциях я успевал подробно конспектировать рассказ профессора или доцента: конспекты мне очень помогали успешно сдавать экзамены. Как и на первых двух курсах было очень много чертёжной работы, выполнял курсовые проекты. Такая работа была очень напряжённой для моих слабовидящих глаз, но она мне нравилась. Я любил чертить. По субботам я обычно отправлялся к родителям в Ногинск, прихватив с собой неоконченные чертежи. Там для черчения я использовал обычный стол.

В 1962 году в Ногинске открылся второй трамвайный маршрут, просуществовавший до 1972 года. Маршрут был однопутным, он проходил от площади Ленина в Глухове до посёлка Ильича на Полигоне. Мои родители жили в доме №71 по улице Ильича и кольцо-разворот трамвая был за их домом. Мне удобно было добираться до их дома на этом трамвае из Глухова. Сейчас, когда в Ногинске полностью прекратилось трамвайное движение, я вспоминаю о ногинском трамвае, как о большом моём друге, внезапно ушедшем от меня. Надеюсь, мечтаю о том, что вскоре в Ногинске вновь откроется трамвайное движение, новых, комфортабельных трамваев будет больше.

Занятия в институте в этот раз начались только в октябре. Весь сентябрь студенты Москвы работали на уборке урожая картофеля. Я поехал в колхоз со своими сокурсниками в Солнечногорский район Московской области. Мы расположились в одной из деревень недалеко от посёлка Поварово. Здесь, вблизи истока нашей прекрасной реки Клязьмы, находились обширные колхозные поля, а картофельное поле казалось бесконечным. В течение месяца мы каждый день, за исключением воскресений, занимались уборкой картофеля. Питание было организовано прямо на колхозном поле. Я помню, как Валера Бочков подвозил нам на подводе свежее молоко. Вечерами многие из нас слушали магнитофонные записи, которые привозил с собой Игорь Суровегин. Магнитофоны тогда ещё только начали появляться в продаже и среди нас Игорь был единственным обладателем этого чуда.

Моё физическое состояние в те годы было очень хорошее. Я занимался в институте в секции лёгкой атлетики, но кроме бега и прыжков в длину в нашу тренировочную программу входили и упражнения со штангой. Я упражнялся со штангой весом 60 килограммов, по многу раз выжимая её двумя руками. В общежитии и у родителей в Ногинске делал упражнения с двухпудовыми гирями. Бицепсы на руках я накачал хорошо и любил бороться руками на столе с нашими сильными ребятами. Валера Бочков был перворазрядником по велосипедным гонкам и хорошим лыжником, он был физически очень сильным. Но в борьбе на руках он мне всегда уступал, его это не устраивало, мы боролись много раз, и каждый раз я побеждал. Однажды я боролся руками со студентом нашего института Юрием Ломброзо, мастером спорта по штанге, и мне удалось положить его руку. После этого штангист признался, что у него слабые руки. В беге я показывал неплохие результаты, хотя специально не тренировался. Я любил короткие дистанции. На стадионе на зачёте по физкультуре пробежал стометровку без подготовки за 12,8 секунды, опередив всех ребят. Бежал я не в шиповках и не в кроссовках, а в каких-то тапочках.

В парке Покровское- Стрешнево на занятиях мы иногда бегали кроссы на 3 километра, а результаты мои были 12 минут с секундами. В лесу, в районе дачного посёлка Опалиха, мы однажды соревновались в лыжных гонках на 10 километров. Победил наш лучший лыжник Валера Бочков. Я от него сильно отстал, показав результат 59 минут с секундами. Конечно, я показал слабый результат, но лыжам я уделял мало внимания.

Плавать я так и не научился, но всё же иногда купался в ногинских водоёмах, а однажды вместе с однокурсниками отважился искупаться в Москве-реке. И опять, как в дошкольном детстве, чуть не утонул. Я зашёл в воду и вдруг, недалеко от берега мои ноги перестали чувствовать дно и я провалился в глубокую яму. Я стал захлёбываться и звать на помощь. Меня спас стоящий на берегу один из студентов. Он быстро ко мне подплыл и попытался меня зацепить, чтобы транспортировать к берегу. Это ему удалось не сразу: я почему-то всё время старался сесть на него верхом и мы погружались в воду. Но боязни воды у меня всё же не было, а неумение плавать покоя мне не давало. В 1960 году на месте разрушенного Храма Христа Спасителя в Москве был построен плавательный бассейн «Москва»,просуществовавший до 1994 года. Сейчас на его месте вновь возведён Храм Христа Спасителя. Точно не помню в каком году это было: в 1962-м или 1963-м, я купил абонемент в этот бассейн, ходил туда зимой. Бассейн «Москва» был под открытым небом, работал круглый год и над ним стоял густой пар в морозы. Я осваивал простые плавательные упражнения «Поплавок», «Скольжение» и пытался научиться плавать кролем. Я купил книги по обучению плаванию, подробно их изучил. Нырять я научился неплохо, задерживал дыхание под водой, а дышать и одновременно работать руками и ногами, чтобы плыть, у меня не получалось. Так и осталась неосуществлённой моя попытка научиться плавать.

В институте иностранный язык был в программе обучения, и я продолжал изучать его. Изучение немецкого языка углубилось по сравнению со школой: на дом нам давали переводить специальные, в том числе и технические тексты, переводили на русский язык так называемые «тысячи». Немецкий язык мне нравился, а наша преподаватель Калинина на занятиях задавала мне часто трудные вопросы со словами: «А что скажет наш «профессор?» Я с ответами справлялся, а, поставив мне в зачётную книжку итоговую «пятёрку», преподаватель сказала: «У вас большие способности в изучении языка и вам надо продолжать им заниматься». Увы, окончив институт, занятия немецким языком я прекратил. Думаю, что его совершенствование у меня могло произойти только при общении в немецкой среде.

В нашем институте была военная кафедра. На этой кафедре преподавали предмет «спецподготовка», это зашифрованное название военного дела. Изучали его в институте только представители сильного пола. Преподавателем был полковник Жилкин. У нас были теоретические и практические занятия. У каждого из студентов была особая, секретная тетрадь, куда мы записывали всё то, о чём рассказывал наш преподаватель. Эту тетрадь после каждого занятия мы обязаны были сдавать в так называемый первый отдел. Мы изучали советскую и зарубежную военную технику, тактику и стратегию в боевой обстановке. У нас были занятия и в полевых условиях: строевая подготовка, а также мы стреляли в цель из пистолетов, карабинов, винтовок и автоматов. Нам читали лекции и по продовольственному снабжению армейских частей. После такой длительной разносторонней подготовки мы сдавали экзамен по этому курсу. Эта подготовка давала нам возможность при нашем желании целиком посвятить свою жизнь службе в армии, начиная с должности начальника продовольственного снабжения небольшого подразделения. По окончании курса спецподготовки всем нам присвоили звания младших лейтенантов запаса.

Третий и четвёртый курсы института я закончил успешно, не помню каких-то ярких событий, происшедших в моей жизни в эти годы. Вспоминаю только, что тогда я сблизился со Славой Сидоровым. Слава учился со мной в одной группе, он жил в центре Москвы, на улице Петровке. Я был у него раза два в гостях. Слава жил в коммунальной квартире в одной комнате с сестрой. Его сестра была актрисой, а Слава был рабочим сцены, подрабатывал… Сидоров обладал хорошими актёрскими способностями. В те годы по телевидению начали показывать передачи КВН. Клубы весёлых и находчивых соревновались друг с другом в упорной и захватывающей борьбе. Слава Сидоров был капитаном команды нашего института и я однажды смотрел передачу КВН с участием нашей команды. Я с удовольствием наблюдал на экране телевизора, сколько юмора, выдумки, фантазии было у нашей команды и, конечно, потрясающе выступал капитан – Слава Сидоров.

Я люблю природу нашего края, люблю свой Ногинск, считаю его своей второй родиной. В студенческие годы я много рассказывал о нашем городе моим друзьям-однокурсникам, приглашал их в гости. Ко мне они приезжали редко. Помню, как я однажды шёл с одним из них через Глуховский парк. В то время там ещё была красиво оборудованная танцплощадка, работали аттракционы, стояла парашютная вышка. Центральная аллея парка была украшена и хорошо асфальтирована. Из парка мы пошли по асфальтированной дороге на окружённый лесом Глуховский стадион, на нём тогда ещё был хороший, бетонный велотрек. Моему другу понравился Ногинск. Об этом он мне заявил словами: «У вас даже в лесу асфальт». А однажды я пригласил человек 10 – 15 своих однокурсников в лес за грибами. Я хотел с ними пойти в грибные места ногинских лесов. Мы ехали с ними на электричке из Москвы и они, увидев густой лес в районе Храпунова, решили в нём собирать грибы. В этом лесу я никогда не был и наши поиски грибов не увенчались успехом, хотя кое-что всё же нашли. Но мы тогда замечательно вместе провели время, пели песни у костра.

После четвёртого курса у нас была преддипломная практика, на неё мы отправились втроём в одно место. Поехал я с ребятами из нашей студенческой группы: с Васей Илюшиным и Валей Маловым. Вася был моим лучшим другом с первого курса, о нём я уже написал. С Маловым у меня тоже были хорошие отношения, хотя мы не были близкими друзьями. По характеру Валентин был лидером, это качество он сохранял и на протяжении нашего общения на практике. Летом 1964 года нам предстояло поехать в город Карасук Новосибирской области, там на элеваторе мы должны были поработать несколько месяцев и написать большой технический отчёт о работе. Ехали мы на поезде, в общем вагоне более двух суток. Город Карасук, Новосибирской области, его название в переводе означает «чёрная вода», расположен недалеко от границы с Казахстаном и в четырёхстах километрах от Новосибирска.

Первые впечатления от увиденного, когда мы вышли из поезда, не очень нас порадовали. Мы знали, что Карасук маленький районный городок, его население тогда составляло 20 тысяч человек. Отойдя от вокзала, мы увидели маленькие домики, а на улицах не было деревьев, а травка была очень мелкая и местами красного цвета. Ребята часто шутили по поводу необычного пейзажа: «даже трава здесь красная». Мы быстро нашли дом, где нам предстояло жить. Домик был обычный, деревенский, каких в наших краях немало. В одной из его двух жилых комнат нас и разместили, а хозяева занимали другую, большую комнату. Хозяев было трое: вместе с родителями жил семнадцатилетний парень.

На следующий день после приезда, рано утром, мы уже были у директора элеватора. Нам выдали рабочую одежду и предложили во время практики поработать слесарями-ремонтниками оборудования элеватора. Элеватор в Карасуке был довольно большой, современный. К тому времени мы в институте уже сдали экзамен по предмету «Элеваторы и склады», но свои знания надо было закрепить на практике. Помню как мы ремонтировали, большой элеваторный стационарный транспортёр. Но не только ремонтом мы занимались во время практики. На элеватор постоянно прибывали гружёные зерном или мукой железнодорожные вагоны. Грузчиков на предприятии не хватало и в выходные дни нам предлагали помочь разгрузить продукцию. За простой гружёных вагонов сверх определённого времени предприятие платило большие штрафы.

Среди нас любителем подработать на разгрузке вагонов был Валя Малов, а мы с Васей ему составляли компанию. Помню, что после прибытия очередного гружёного вагона начальник погрузо-разгрузочных работ обращался к нам за помощью. По национальности он был казах, говорил нараспев, очень эмоционально, до сих пор помню его слова. Увидев нас, этот человек говорил: «А…а…а, три богатыря, прибыл вагон, надо его побыстрее разгрузить», и мы сразу же делали эту нелёгкую работу. Вагоны были всегда загружены под самую крышу и содержали более 60 тонн зерна или муки. На разгрузку вагона отводилось не более трёх часов, мы всегда успевали уложиться в это время. Зерно выгружали специальными большими ковшами, бросая его на приёмный транспортёр элеватора. Работа была очень пыльная. От пыли мы часто на нос и рот надевали марлевую повязку, но через неё было очень трудно дышать. Последние тонны зерна, остающиеся в вагоне, мы иногда пытались разгрузить механическими лопатами. Но эта техника часто отказывала и требовала ремонта.

Если приходил вагон с мукой, то её выгружали следующим образом. К вагону с мешками, наполненными мукой, ставился передвижной транспортёр. Мы брали мешок на плечо с транспортёра и несли его к другому, приёмному транспортёру. Работа была очень тяжёлая, чтобы выгрузить вагон, каждому из нас троих надо было перенести около трёхсот семидесятикилограммовых мешков с мукой. Но мы укладывались в отведённое на разгрузку время. За разгрузку вагона мы получали по 10 рублей каждый, в то время это были неплохие деньги.

В один из дней практики нас посетила преподаватель нашего института Валентина Петровна Фроленкова. Она была руководителем нашей практики и помогала нам в составлении письменных работ – отчётов об этой практике. Вспоминаю Валентину Петровну как очень доброго, душевного человека, её приезд нас радовал. Мы ей в шутку говорили: «До Вашего приезда у нас было три В.П. : Валерий Петрович (это я), Валентин Петрович (это Малов) и Василий Павлович(это Илюшин), а после встречи с Вами, с Валентиной Петровной, появился и четвёртый В.П.».

Как слесари-ремонтники мы зарабатывали небольшие деньги, к ним мы добавляли заработок на разгрузке вагонов, на питание нам вполне хватало. Не помню, чем мы питались в те дни, думаю, что ели не очень полезные продукты. Валя Малов любил ещё иногда в свободное время и выпить. Помню, как однажды мы с Васей долго его ждали вечером дома, а Вали всё не было. Наступила ночь, мы легли спать, а утром, проснувшись, узнали, что наш друг, возвращаясь с прогулки, немного ошибся дверью и попал… Валя был в состоянии опьянения в тот вечер и, протрезвев, утром нам рассказал, что с ним произошло. Наш дом Малов нашёл быстро, но попасть внутрь его Валентину было затруднительно, он оказался на дворе, где стояла корова. Здесь он и устроился на ночлег. Он шутил, рассказывая, что целовался с коровой. Но таких смешных приключений с нашим другом больше не было. Валя Малов был хорошим спортсменом. Он родом из Новочеркасска Ростовской области, в детстве и юности много времени уделял футбольным тренировкам. Малов имел первый спортивный разряд футболиста. Находясь на этой практике, он как-то раз выступил в товарищеском матче за местную футбольную команду и принёс ей победу. Мы с Васей наблюдали за этим матчем.

На преддипломной практике мы пробыли до глубокой осени. В ноябре 1964 года наша дружная тройка возвратилась домой. Помню, что от вокзала до общежития я ехал на такси, тогда в Москве весь такой транспорт состоял из автомобилей «Волга» первой модели. Меня вёз очень разговорчивый таксист, который сразу же мне сообщил потрясающую новость: он сказал, что сняли Хрущёва. В то время это было сенсацией: руководители страны держались на своих постах до самого последнего, до ухода из жизни.

Возвратившись с практики, я оформил о ней отчёт и вновь втянулся в студенческую жизнь: опять приходил на лекции, лабораторные работы, семинары, сдавал зачёты и экзамены. Добавились и новые специальные предметы, до окончания учёбы в институте оставалось чуть более одного года. В начале 1965 года началась подготовка к дипломному проекту. В пристройке к общежитию открылся зал дипломного проектирования. Там были хорошие кульманы, на них было приятно чертить, а достаточное освещение мне очень нравилось при моём слабом зрении. В этом зале хранились и некоторые дипломные работы студентов прошлых лет, с содержанием интересующего тебя проекта можно было познакомиться на месте.

Вступив в комсомол ещё в школе, я продолжал оставаться комсомольцем и в институте. Не помню ни одного институтского комсомольского собрания. Не помню комсомольских поручений, которые я выполнял. Помню, что всегда аккуратно платил комсомольские взносы. Секретарём комсомольской организации института во время моей учёбы был студент нашего факультета Валерий Линниченко. После окончания учёбы он закончил ещё и аспирантуру, а потом много лет работал на кафедре технологии переработки зерна, несколько лет её возглавлял будучи профессором.

Я любил свой институт, с удовольствием носил на лацкане пиджака красивый институтский значок с буквами МТИПП. Однажды, в тёплое время, я ехал от родителей на электричке из Ногинска в Москву. В Электростали в вагон вошёл мужчина и сел напротив меня. Я обратил внимание, что он стал пристально меня рассматривать. И вдруг я от него услышал слова: «Московский театральный институт песни и пляски». Это он так иронически расшифровал название нашего института. Эта расшифровка мне была знакома, но я удивился и спросил, откуда мужчина это знает? Он рассказал мне, что его дочь только что закончила наш институт и мой факультет, её направили работать в Пермскую область, в город Кунгур. Мужчина был недоволен распределением своей дочери и сказал мне, что меня ожидает то же самое: город Кунгур. Я понял, что под Кунгуром он понимает и другие ему подобные маленькие города из далёких областей. Мужчина мне посоветовал, узнав о моём скором распределении, не покидать пределы Московской области.

Но вернусь на некоторое время к воспоминаниям о моём деде – Иване Сергеевиче Романове. Последние годы своей жизни он долго болел, у него нарушалась речь. В эти годы он жил у своих детей по очереди: у нас в Ногинске, в Москве у дяди Пети и в Кубинке под Москвой у Тёти Любы. У дедушки появились проблемы и с памятью. Мне рассказывали, что однажды он потерялся, гуляя в Москве рядом со своим домом. Дедушку, конечно, удалось найти. Зиму 1964 – 1965 года мой дед провёл вместе с бабушкой в семье тёти Любы. 11 мая 1965 года они вдвоём вернулись в свою деревню Ахтимнеево, а 12 мая дедушка решил прогуляться по своим родным краям. Но недалеко от своего дома, на лугу, он упал…, не выдержало сердце. Так ушёл из жизни мой дорогой дедушка.

Я участвовал в похоронах своего деда. Проводить его в последний путь приехали многие мои родственники, пришли и талдомские друзья дедушки, журналисты местной газеты. Из талдомского морга гроб с его телом привезли к ахтимнеевскому дому, где дед прожил свои последние 30 лет. Я видел слёзы на глазах мамы, бабушки, дяди Пети… Помню отчаянный возглас бабушки: «Зачем ты ушёл от нас?». У дома гроб с телом дедушки погрузили в телегу и на лошади везли его около двух километров до центра Талдома. По городу до кладбища полтора километра гроб несли на руках, а крышку гроба несли отдельно два человека на своих головах. Дедушку похоронили на старом городском кладбище под уже распустившейся берёзой. На могиле поставили маленький металлический памятник в виде пирамиды со звездой наверху, с фотографией деда. При прощании с дедушкой на его могиле звучали выступления его друзей, собравшиеся услышали в их исполнении и стихи деда – поэта, певца Талдомского края, Ивана Сергеевича Романова.

Я очень любил дедушку и его уход из жизни был для меня тяжёлым ударом. Но учёба в институте продолжалась, работа над проектом предстояла большая, а времени на неё отводилось мало. Дипломный проект я выполнял в течение последних нескольких месяцев 1965 года. Мне предложили следующую тему: «Проект мельзавода сортового помола для переработки волжских пшениц, производительностью 200 тонн в сутки, с пневматическим транспортом». Предприятие нужно было спроектировать для Волгограда, где в то время мукомольные предприятия не могли обеспечить продукцией потребности города. У всех дипломников были руководители проектов из числа преподавателей института. Меня консультировал один из ведущих учёных, специалист по переработке зерна, доцент, а впоследствии профессор, Иван Андреевич Наумов. Работа над дипломом требовала большого количества времени и была очень напряжённой, занимался я ей каждый день с утра до вечера. Нужно было спроектировать мельницу с учётом последних достижений науки и техники в мукомольном производстве. Требовалось выполнить большое количество расчётов и чертежей, а в конце декабря должна была состояться защита проекта.

Наконец, в декабре я успел полностью завершить свой проект и отвёз его, как требовалось, на рецензию. Проект состоял из 12 листов формата А1 чертежей и 173 листов пояснительной записки со всеми расчётами и обоснованиями. Рецензент, большой специалист, кандидат технических наук, П.П. Тарутин, подробно на машинке напечатал свой отзыв о моём проекте и оценил его на «хорошо». Защиту дипломного проекта мне назначили на 25 декабря и в оставшиеся у меня несколько дней до этого срока надо было хорошо к ней подготовиться. В эти напряжённые дни я вновь подробно перечитал пояснительную записку, снова пристально вгляделся в каждую линию чертёжной работы. Наступил, наконец, этот памятный для меня день: 25 декабря 1965 года. Но в ночь на этот день я ещё продолжал готовиться к защите и лёг спать только в 4 часа ночи, а в 9 часов утра я был уже в институте.

Защита дипломных проектов состоялась в большой аудитории, кроме меня в этот день комиссия должна была принять ещё человек 10 студентов. Среди них были мои друзья по преддипломной практике Вася Илюшин и Валя Малов, а также Алла

Музеева – студентка из моей учебной группы. Хорошо помню, как я, волнуясь, развешивал свои чертежи на демонстрационной доске. Чертежи я прикреплял кнопками, которые почему-то часто ломались. Наконец, после долгих попыток все 12 листов я закрепил. Но рядом со мной мучилась и решала ту же проблему Алла Музеева. У неё ничего не получалось, наверное, сказывалось волнение и все кнопки ломались. Мне удалось ей помочь: я снабдил Аллу недостающими кнопками и помог закрепить ими её чертежи.

Защиту принимала большая, авторитетная комиссия из профессоров, ведущих специалистов, преподавателей,. заведующих кафедрами института. Дипломный проект я защитил хорошо, на все вопросы членов комиссии ответил со знанием дела, но оценку мне поставили, сохранив мнение рецензента: «хорошо». Сразу же после защиты мои друзья Валя Малов и Вася Илюшин предложили отметить это большое событие в нашей жизни. Они принесли водку, пригласили нашего руководителя диплома и в одной из аудиторий института, сфотографировавшись все вместе, выпили по полстакана этого напитка. Наш руководитель поздравил нас с инженерным званием. После этого моё сознание мгновенно отключилось, а очнулся я уже в общежитии. Я лежал на своей кровати, в комнате больше никого не было. Ребята на другой день мне рассказывали, что произошло со мной. Оказывается я долго тогда, находясь в аудитории, не приходил в себя, а всем нужно было возвращаться домой. Пришлось меня им тащить на себе в общежитие, причём занести в комнату меня было чрезвычайно трудно: я упёрся двумя руками в проём двери. Происшедшее со мной я могу объяснить сильной усталостью, недосыпанием и нервным напряжением перед защитой диплома, а спиртное я употреблял редко и в небольших количествах.

Наступил 1966 год и сразу же за Новогодним праздником у выпускников всех групп мукомолов состоялся вечер. Мы собрались вместе с ректором, профессорами и преподавателями института в большом зале. Были накрыты столы, звучала музыка. Очень интересен был сценарий нашей встречи. Каждый выпускник института торжественно посвящался в мельники. Был изготовлен большой макет ветряной мельницы с вращающимися лопастями и установлен в нашем зале. Роль старого мельника исполнял тоже выпускник Валерий Перельман. Свою роль Перельман, одетый в соответствующий костюм, сыграл блестяще. Рядом с мельницей он каждого выпускника в момент его поздравления ректором, профессором Н.Ф.Гатилиным, похлопывал по плечу снопом пшеницы. На шеях выпускников появились необычные медали. Они были шоколадные, завёрнутые в золотистую фольгу. Под звуки оркестра были устроены танцы и общение за праздничными столами. В институте такой интересный выпускной вечер был проведён впервые. Вскоре в институтской многотиражной газете «Пищевик» появилась статья об этой встрече. Она называлась «Первый блин и не комом». В январе этого года мы, новоиспечённые инженеры, получили назначения на работу. Этот процесс назывался словом «распределение». В то время по направлению института надо было обязательно отработать два года, а можно потом и дальше продолжать на том же месте свою карьеру. У каждого выпускника института подсчитывался средний балл оценок за годы учёбы. Имевшие лучшие баллы, имели и больше возможностей выбора места работы.

Самый лучший средний балл имела Аня Сибирёва. Она выбрала должность научного сотрудника в Научно-исследовательском институте Новосибирска. Вторым шёл Юра Гавриченков, он жил в Москве и был сыном заведующего одной из кафедр нашего института. Юру приняли в институтскую аспирантуру. Не всем жителям Москвы удалось получить направление на работу в столице. Мой средний балл был невысок, но всё же был неплохим и выбор у меня ещё оставался. В то время я был настроен романтически и мне хотелось куда-то уехать и начать новую интересную самостоятельную жизнь. Тогда меня не особенно интересовала работа на предприятиях Московской области, хотя и в те годы жить в нашей области было престижно. Для трудоустройства я выбрал большой областной город на Волге Куйбышев (сейчас он снова носит старое название Самара). Уже в то время население Куйбышева превышало 1 миллион человек. Я заинтересовался этим городом, много прочитал о нём в различных справочниках и заявил направляющим меня на работу людям, что я выбрал этот волжский город. По условиям договаривающихся сторон мне должны были предоставить соответствующую образованию работу и отдельное жильё. Но о моей жизни в Куйбышеве я напишу в следующей части моих воспоминаний. Дипломы инженеров в этот год всем выпускникам выдали не сразу, мы получили только выписки из зачётных книжек со всеми экзаменационными оценками и зачётами.

Академик Алексей Николаевич Бах сказал: «Нет более сложного сырья, чем зерно!» И действительно, как живой сложный организм зерно при его хранении и переработке требует разносторонних глубоких знаний. Эти знания и даёт моя специальность. Объём знаний инженера-технолога по хранению и переработке зерна дал мне возможность в дальнейшем работать не только по этой специальности, но и спокойно себя чувствовать на инженерных должностях в других отраслях промышленности. А хлеб всегда был и остаётся основным продуктом питания и никогда не исчезнет потребность в таком специалисте.

Свои воспоминания о студенческих годах я заканчиваю в январе 2015 года, в конце которого исполнится 50 лет со дня, когда я закончил Московский технологический институт пищевой промышленности. Сорокалетие его окончания я отмечал со своими друзьями-однокурсниками в Москве. После окончания института я только изредка бывал на его территории, а по коридорам его главного корпуса вновь прошёлся в конце мая 2014 года. Рядом с главным корпусом построены новые учебные корпуса и корпуса общежитий. Адрес этого учебного заведения всё тот же: Москва, Волоколамское шоссе, дом 11, но институт сначала стал ненадолго академией, а с 1996 года он называется МГУПП – Московский государственный университет пищевых производств. В университете стали готовить специалистов и по другим пищевым специальностям. Студентам, заканчивающим университет, присваивается звание бакалавра, они получают диплом о высшем образовании, выпускники после вступительных экзаменов могут обучаться дальше в магистратуре. Это вторая ступень высшего образования с более углублёнными знаниями и присвоением звания магистра.

Думаю, что моё сознание навсегда пропитано мукомольно-зерновым духом. В этом я каждый раз убеждаюсь при виде предприятия по хранению или переработке зерна. Я смотрю на него и всегда в этот момент у меня возникают приятные, щемящие воспоминания.

Поздравляю всех сопричастных с Днем медицинского работника. Наверно, у каждого в жизни бывали ситуации, за которые мы могли бы благодарить врачей. А сегодня как раз есть повод пожелать всем врачам крепкого здоровья, успехов в работе и благополучии.

Всегда в этот день мы поздравляем с праздником маму. Ведь у нее 40 лет врачебного стажа, она кандидат медицинских наук, невролог и хоть сейчас и на пенсии, но эта профессия остается с человеком пожизненно.

Те, кто давно и постоянно читают мой журнал, помнят, что пару лет назад мама опубликовала мемуарную книжку «Записки коренной харьковчанки». Тогда я ее покритиковала, что в книжке она не отразила самых интересных воспоминаний - о годах своего студенчества. И вот уже готова рукопись второй маминой книги. Мы ее назвали «Постигая тайны Эскулапа». В ней мама написала о выборе профессии, о годах студенчества, об интересных случаях из своей медицинской практики. Думаю, сегодня подходящий день, чтобы познакомить читателей с главой из маминой будущей книжки. Она называется

Наши первые занятия в анатомке (анатомическом корпусе) были для меня серьезным испытанием. В этом корпусе нам читали первые лекции. Анатомка имела большой зал, расположенный в виде амфитеатра, с огромным расписанным картинами потолком. В центре - внизу - находилась кафедра, за которой наши професора читали нам лекции. Морфологический корпус на проспекте Ленина (ныне пр. Науки) тогда еще только достраивался. И лекции по специальностям первых курсов (анатомии, физиологии, микробиологии и др..) нам читали в анатомке. Анатомка с первых дней пребывания в институте была нашим основным местом учебы. Без знания анатомии невозможно учиться дальше. Занятия в анатомке! О! Какие мы тогда были юные, почти дети, стоя над трупом в своих белых халатах. И запах формалина и какя-то серая маса, которая когда-то была человеком.

Рис.1. Наша группа на занятиях в анатомке. Я в нижнем
ряду, первая слева

Среди студенческого фольклора во все времена была такая песенка-шутка:
«От Евы и Адама
Пошел народ упрямый,
Пошел неунывающий народ,
Живут студенты весело
От сессии до сессии,
А сессии всего два раза в год.
День мы прогуляем,
Два мы проболеем.
А потом не знаем ни бум-бум.
Так выпьем за гулявших,
За ничего не знавших.
Так выпьем за сдававших наобум.»

Некоторые студенты и в наше время так учились, как поется в песенке. Но это не распространялось на студентов-медиков. Мы с первых месяцев учились страстно, с большим интересом, как одержимые. А иначе было невозможно. Без основательного знания нормальной анатомии и физиологии человека нельзя было бы двигаться дальше к изучению различных патологических состояний человеческого организма. И потому все вечера мы проводили с первых учебных дней в анатомке, где был прекрасный музей, препараты и трупы, на которых мы препарировали учились, учились, учились. Наверно, нам всем было тогда трудно в этой новой для нас жизни, и был страх, но мы его преодолевали вместе, всей группой.

И как непохожи были мы, тогдашние, на современных студентов! Все жили одинаково, не было роскоши: очень скромная одежда, не было красивых сумок и других аксессуаров, а только маленькие дешевые чемоданчики, в которые мы складывали свои халаты, а нередко носили с собой и кости скелета, и черепа, постоянно учась.

Рис. 2. Наша группа после занятий

Мы старались запоминать все по латыни, как нам подсказывали преподаватели и опытные бывалые студенты. « Supinator u pronator , два экстензора и всё». До сих пор помню. И таких примеров было много. И даже прозвища некоторым студентам давали латинские из анатомии.

Рис. 3. Наша группа на прогулке

Да, занятия в медицинском институте имели свою специфику, резко отличающуюся от всего, что изучалось в других ВУЗах, кроме марксизма-ленинизма. И некоторые не выдерживали. Одна очень хорошая девушка с нашего курса не смогла учиться и ушла в конце года.

А наша группа была особенная. Мы поддерживали друг друга и помогали друг другу. Объясняли непонимающим « eminentio » и sulcus ¢ ы искали вместе bulli arterii , et venul ¢ ы. И засиживались в анатомке до позднего вечера. А потом выходили на свежий воздух, и он ударял нам в голову, как вино, после многочасовых ученических бдений.

Очень много сил, энергии, нашего интеллекта уходило на анатомию.Но это была основа, без знания которой дальнейшая учеба была бы бессмысленной. И мы это понимали. Сейчас я удивляюсь, как без знаний элементарной математики люди учатся в технических ВУЗах. И если на старших курсах, когда мы изучали клинические дисциплины, нам говорили преподаватели: «Ослаблена пульсация на a . Dorsalis pedis » , к примеру. Мы знали, где ее прощупывать. Потому что на первых курсах учились по-настоящему. Хотелось все запомнить, все познать, чтобы потом стать врачами. Такая была у нас сильнейшая мотивация. И это на всю жизнь. Ни дня без профессиональной литературы, ни дня без постижения нового в твоей врачебной области. «Больной - книга - больной» - завещал нам молодым талантливый терапевт нашего времени Тареев. И мы свою свою трудовую жизнь выполняли этот завет.

Главным богом в анатомии был тогда, живущий в Харькове и работающий в Мединституте профессор Р. Синельников. У меня до сих пор хранится созданный им один из томов атласа анатомии, который подарил мне А., муж моей сестры с надписью: «Томке в честь поступления в ХМИ».

Сам автор атласа был учеником тоже знаменитого профессора Воробьева, который бальзамировал В.И. Ленина. И среди студентов даже ходила шутка. Якобы Воробьев, обращаясь к Р. Синельникову говорил: «Рафка! Подай калошки». Я думаю, что это просто выдумка студентов, такая глупая шутка. На самом деле к профессору Синельникову можно было обратиться лишь с глубочайшим уважением. Ибо все в нем изобличало высокий интеллект, культуру и доброту. Он был маленький, уже старенький (с «высоты нашей молодости») седовласый, с мягкой доброй улыбкой. Помню, как я сдавала ему экзамен. Очень волновалась, хотя знала ответы на все вопросы. «Деточка - сказал он, прервав мой ответ. «Не волнуйтесь, подсчитайте, сколько раз Вам придется сдавать экзамены за все годы учебы. И что будет с вами, если Вы всегда будете так переживать. Успокойтесь! Помните мои слова.» И я их помнила всю жизнь, даже после окончания института. И это немало помогло мне в жизни сохранить свое здоровье.

Кроме волновавшей нас анатомии, были и другие, очень интересные «науки». Запомнились лекции по нормальной физиологии, которые нам читал профессор Альперн, высокий, стройный, с хорошо поставленным голосом. И также как лекции были интересны и практические занятия. На практических занятиях мне приходилось трудновато. Лягушек и крыс вообще не могла резать. И тогда мы устраивали в нашей группе обмен: кто-то из мальчиков по договоренности резал мне крысу, а я переводила ему целые листы с английского.

Рис. 4. На практических занятиях по гистологии

Мы много раз зацикливались на одних и тех же английских текстах, и я до сих пор помню педиатра Домбровскую из этих текстов и ее руководящие указания: «День, проведенный ребенком без воздуха, потерянный для его здоровья день.» И всю свою дальнейшую жизнь, когда большинство из многих ровесников стало родителями, я повторяла эту фразу для них. Но, вообще, практические занятия с лягушками, крысами, биохимическими колбочками и пробирками, микробиологией и др. промелькнули как один день.

Труднее всего пришлось мне на практических занятиях по судебной медицине, когда на зачет надо было самостоятельно вскрыть очередной, попавший на судебно-медицинскую экспертизу труп. И здесь уже никак нельзя было улизнуть. Крыс и лягушек мы уже давно не вскрывали, поменяться на английский с мальчиками уже было невозможно. Мне повезло. Когда пришла моя очередь, погибший оказался умершим от отравления денатуратом. И запах испарений этого вещества перебивал абсолютно все запахи, вплоть до трупного. Я хорошо справилась с заданием.

Большой интерес у меня вызывали лекции по микробиологии. Читал их нам уважаемый, уже немолодой тогда профессор Деркач. К сожалению, читал скучно, монотонным затухающим голосом. Мало кто его слушал. Все занимались своими делами: готовились к следующим занятиям, читали, болтали и т.д. И вдруг среди убаюкивающей тишины скучного голоса лектора раздавалось громкое восклицание: «Вы слышите? Спирохета Обермейера!» И еще более громким голосом с поднятой рукой: «Спирохета Обермейера! Вы слышите?» Все вдруг просыпались, и слушали его восклицания, а после этого и часть лекции по сифилису.

А еще среди преподавателей без высоких научных званий и заслуг мне запомнилась доцент Ступина, всегда прекрасно одетая, ухоженная, красивая женщина. Она обращалась к нам с неизменным «Здравствуйте, товарищи студенты.» И это «товарищи студенты» звучало как боевой призыв, говорилось четким, звучным, звонким голосом как обращение командира к своему войску. Время шло, и мы переходили на старшие курсы, где уже начались клинические дисциплины.

За время пребывания на старших курсах мы все «переболели» теми заболеваниями, которые изучали в клиниках. Нас всех осматривали наши преподаватели и выносили свой вердикт: «Здоровы». Уже тогда мы присматривались к особенностям разных врачебных специальностей, чтоб остановить свой выбор на одной. В то же время нас готовили к тому, чтобы быть участковыми врачами в сельской местности. Иногда мы выезжали с преподавателями в сельские амбулатории и больницы и обучались на практике азам врачевания. А кроме того, в программу обучения входила практика, о которой я напишу далее.

До мельчайших подробностей помню лица студентов нашей группы на начальны х курсах. Староста Володя М. - худой черноусый мальчишка из Харьковской области. Красивая, скромной украинской красотой, высокая, стройная черноокая Лиля С. Из Сум, очень воспитанная, вся в себе, с редко выплывающими наружу эмоциями. А рядом с ней Валентина П. - полненькая, с постоянной шестимесячной завивкой с мелкими русыми кудряшками, очень степенная, не по молодому возрасту, казавшаяся старше нас своим отношением к жизни и к учебе.

Самый большой насмешник в группе - Иван К., долговязый, несколько нескладный, медлительный, навязывающий ярлыки части из нас, которые отличались нередко ехидным содержанием и были обидными, но меткими. А самым веселым из мальчиков был Алик Д. - долговязый, худой парень, чистый блондин с вьющимися кудрями. Запомнилось, что на коротких переменах между 2-х часовыми занятиями он постоянно ел булки, и мы посмеивались над ним. А потом оказалось, что он страдал очевидно уже тогда сахарным диабетом. Оттуда повышенный аппетит.

А еще в группе были две девушки, ставшие для меня любимыми подругами: Света Т. и Эмма Ф. Эмма Ф. - из Сухуми, чистокровная армянка. Ее брат Армавир Карапетович тогда уже был врачом, позже стал известным специалистом, оперирующим в области торакальной хирургии. Впервые я встретилась с ней на квартире, где они жили с Армавиром, где-то на Москалевке. В те времена я была очень застенчива. При виде Армавира смутилась. А он спросил меня: «Томочка! Вы из Полтавы?» А я еще больше засмущалась после этих слов, подумав, что он считает меня глубокой провинциалкой, задав такой вопрос. А с Эммой меня свела еще любовь к музыке. Я выросла на той музыке, что слышала по радио. А Эмма окончила музыкальный техникум. Она была профессионал. Мы с ней много-много раз ходили в нашу Харьковскую филармонию, где в те годы выступали знаменитые музыканты - исполнители, в том числе С. Рихтер.
Ах, какая необыкновенно уютная, домашняя и в то же время классически строгая была наша Харьковская в коричневых тонах филармония, ныне уже не существующая. Ее снесли. Она располагалась на углу Сумской напротив кинотеатра «1-ый Комсомольский» (ныне там магазин).

В годы моей учебы и позднее до сноса филармонии очереди за билетами в нее тянулись по всей Сумской, почти до бывшего магазина «Соки-Воды» и медицинской библиотеки. Я помню как на один из концертов известной пианистки, исполняющей Шопена, не было билетов, и я пошла к администратору. «А Вы учитесь в консерватории?» - он меня спросил. И очень удивился, узнав, что я студентка Медицинского института.
Вообще, в годы нашей учебы (середина ХХ века) был высочайший пик культуры. И самое главное: все было доступно. А сейчас - астрономические цены на билеты, и не тот, увы, уровень исполнителей, одним словом, попса! И этим все сказано.

Эмма была очень мудрая не по возрасту; громадные карие глазищи, нос с горбинкой, как у Анны Ахматовой, низкий грудной голос. Я ее воспринимала как очень близкого мне человека.

На старших курсах часто бывала в их доме, уже собственном, на прекрасной Шатиловке. Это был зеленый, весь в садах, самый лучший рай2он Харькова, располагающийся на возвышенности над источником минеральной воды - «Харьковская 1». А рядом парк и опять сплошная зелень. Даже дышалось там лучше, чем в других местах. Там, на Шатиловке, в их саду мы часто занимались, готовясь к очередным экзаменам.
Эмма очень любила Армению. Часто приглашала в гости: «Приезжая, я покажу тебе горы Армении». Не сбылось.

Ну, а самой близкой моей одногруппницей-подругой была Света Т. Веселая, смешливая, симпатичная, умница. Все студенческие годы связаны у меня со Светой.

Рис. 5. Я и Света Т. в парке

Я очень любила ее маму - Марию Николаевну. Они жили тогда на Московском проспекте в одной из многоэтажек. Мы часто занимались вместе в ее квартире, и мама заботилась о нас, кормила и поила, а как-то, когда я ночевала у них, и спать укладывала. И все это с такой заботой и добротой, что всю жизнь помнится. Строгая и в то же время - мягкая, добрая, и Света на нее была немного похожа. Ее мама хорошо ко мне относилась, как к дочери. И Света иногда использовала это в своих интересах. Уходя поздно на свидания, она говорила маме, что идет ко мне. А мама ее очень мне доверяла: если встреча с Т., значит, все будет в порядке. Всегда помню Марию Николаевну и буду помнить. А мне при встрече с Марией Николаевной всегда хотелось прижаться к ней, как к родному человеку. От ее среднего роста, немного полноватого стана, усталого в ранних морщинках лица, серых с сединой коротких волос, любящего взгляда всегда веяло какой-то теплотой. Но была в ней и строгость, только не повелительная. Последний раз я виделась с ней, когда приезжала в отпуск из Ворошиловграда, своей рабочей Белянки. Она встретила меня, как родную дочь. И Света даже недовольна была нашим с ее мамой долгим общением. «Ведь Т. приехала ко мне - говорила С. - «Но я тоже хочу поговорить с ней отвечала мама».

При переходе на изучение клинических дисциплин нас переформировали в другие группы. И у меня появились новые сокурсники-одногруппники. Среди них особенно выделялся Станислав Г. (С.Г.). Небольшой, плотный, ниже среднего роста, с маленькими серыми глазками, невыразительным лицом, он покорял нас своим интеллектом. И тогда его внешность - не красавца, отходила на задний план. Дружил он в основном, с девушками нашей группы, и каждая мама своей дочери считала С. ее женихом. У него была «одна, но пламенная страсть». Он любил до обожания театр. И мечтал о театральном институте. Но в выбор профессии вмешалась мама, которую он очень любил. И не позволила ему поступать в театральный. Она выбрала для сына медицинский. А он оказался послушным и любящим сыном.

Рис. 6. У дверей клиники. Я со Станиславом Г.

Театральный институт до его сноса находился на углу Сумской между нынешней Зеркальной струей и японским рестораном (бывшим автоматом-закусочной). Это было красивое бело-голубое здание, мечта нашего С. И он все свободное от учебы время пропадал в этом театральном, где у него появилось много друзей среди будущих актеров и актрис. Его жизнь постоянно протекала не только в нашей реальности Медицинского ВУЗа, но и в мире театра. Часто он перед нами копировал модных тогда героев фильмов и театральных постановок, и надо сказать - очень похоже. В этом же театральном училась его любовь, из-за которой он взял направление на работу туда же, куда была направлена она - в Ворошиловградскую (ныне Луганскую) область.

В годы нашей учебы в нашем Харьковском театральном появилась организация «Белая лошадь», которая объединяла студентов-театралов, имеющих неординарные взгляды на нашу тогдашнюю действительность. «Белая лошадь» была, конечно, разгромлена. После отработки на периферии положенного срока, С. поступил в аспирантуру и всю жизнь проработал в медицинском институте на кафедре гистологии. Но остался верен театру в качестве зрителя. В течение всей жизни после работы бежал в театр на очередные представления. Благо, а может быть, к несчастью семьи у него не было.

А самым большим аристократом во вновь созданной нашей клинической группе был Олег К. Аристократом его никто не называл. Это я дала ему мысленно такое прозвище. Стройный, с прекрасной стрижкой белобрысых волос, в роговых очках-велосипедах, всегда изящно одетый в черную бархатную куртку или костюм, с дорогим кожаным портфелем. Он выделялся среди всех студентов и обращал на себя внимание. Его выделяло из общего уровня даже проживание в аристократическом доме - Саламандре на Сумской. Он блестяще отвечал на всех занятиях, был отличником. Ему прочили блестящее будущее в науке.

У Олега была любовь к Е., студенке нашей же группы, дочери мамы-профессорши. После окончания института О. и Е. уехали в Ленинград, где, кажется, жила мать Е. В Ленинграде О. родила дочь. Несколько раз приезжала в Харьков. Рано умерла. Дочь эмигрировала в одну из скандинавских стран, куда позже уехал и О.

И еще в нашей группе учился студент - китаец, Го-Юй-Чжунь, он просто грыз науку, хотя ему было трудно. Был он очень трудолюбивый, тихий, спокойный, отличник. Мы относились к нему с больших уважением.
Вспомнила я здесь только очень-очень немногих, но о каждом из наших однокурсников можно написать целый роман.