Кузьма Минин: биография и роль в истории России. Кузьма Минин: биография, исторические события, ополчение

Кузьма Минин (Кузьма Минич Анкундинов, Кузьма Сухорук) - деятель русского национально-освободительного движения в Смутное время, один из руководителей Второго ополчения, соратник князя Дмитрия Михайловича Пожарского; один из наиболее популярных национальных героев русского народа.

Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником.

Минин Кузьма

Род Кузьмы Минина происходил из небольшого волжского города Балахны и владел соляным промыслом. Известно имя его отца - Мина Анкундинов. Сам Кузьма был нижегородским посадским человеком, в 1608-1610 годах в составе нижегородского ополчения под началом воеводы А.С. Алябьева он участвовал в боевых действиях против сторонников Лжедмитрия II.

1 сентября 1611 года Минин был избран земским старостой и возглавил движение за организацию Второго ополчения. В круг его обязанностей входили сбор денежных средств, выдача жалования ратникам, обеспечение хозяйственной части. Военное руководство по совету Минина было передано в руки князя Дмитрия Пожарского. До созыва Земского собора 1613 года Минин входил в «Совет всея земли», сформировавшийся в начале 1612 года в Ярославле и выполнявший функции правительства.

Братья, вспомним Божье слово,
Что сегодня в храме слушали с амвона,
Чтобы наше сердце было ежечасно
Все отдать на пользу ближнего готово.

Минин Кузьма

Кульма Минин активно участвовал в боях за Москву 22-24 августа 1612 года и проявил личную храбрость. Во главе одного из отрядов он переправился через Москву-реку и нанес по противнику фланговый удар, благодаря чему войска гетмана Яна Кароля Ходкевича были разгромлены. Минин участвовал в Земском соборе 1613 года, призвавшего царствовать династию Романовых. На следующий день после своего венчания на царство царь Михаил Федорович пожаловал Минину звание думного дворянина, а в 1615 году пожаловал вотчину под Нижним Новгородом.

Минин остался служить в Москве, ведал сбором налога - «пятинных денег» с купцов Гостиной и Суконной сотен. В 1615 году он занимался сыском по делу восставших татар и черемисов в Казани.

Умер Минин в середине 1616 года, похоронен в Нижегородском кремле. В конце 17 века его прах был перенесен в нижегородский Преображенский собор и после его сноса (1962) в Михайлово-Архангельский собор. В 1818 году на Красной площади в Москве установлен памятник Минину и Пожарскому, скульптора Ивана Петровича Мартоса.

Соберемся дружно все под стяг единый,
Кликнем клич призывный на святое дело
Родины спасенья, встанем поголовно –
И пойдем на битву мы с врагами смело!

Минин Кузьма

Еще о Минине:

Минин Кузьма Захарьевич, по прозванью Сухорук - один из «освободителей отечества» от поляков в 1612 году. Биография до его выступления в 1611 года неизвестна.

Посадский человек Нижнего Новгорода, по-видимому, среднего достатка, торговавший мясом, кажется, ничем особенным не выделялся из рядов «братьи своей», посадских людей. В эпоху смуты при царе Василии Шуйском, когда Нижнему угрожали восставшие инородцы и тушинцы, Минин, по некоторым указаниям, принимал участие, как и другие посадские, в походах против врагов, в отряде воеводы Алябьева.

С осени 1611 года скромный мясник стал первым человеком в родном городе. В эту критическую для России пору, когда после гибели Ляпунова ополчение его распадалось, и власть над страной захватили казачьи воеводы - Заруцкий и Трубецкой когда Новгород был уже занят шведами, Смоленск взят Сигизмундом, а в Псковской области действовал новый «царь Димитрий», когда в связи с этим уныние, малодушие и отчаяние захватили многих, и местные и личные интересы стали брать верх над общегосударственными, - Кузьма Минин глубоко скорбел о бедствиях отечества и думал о средствах помочь ему. По его словам, святой Сергий трижды являлся ему во сне, побуждая выступить с призывом, и даже наказал за непослушание.

Избрание свое в земские старосты Нижнего около нового года (1 сентября) Минин понял как указание перста Божьего. В земской избе и «иде же аще обреташеся» он стал призывать посадских людей порадеть об отечестве и личным примером побуждал к пожертвованиям для найма ратных людей. К начинанию скоро пошедшего за Мининым посада примкнули и власти, и весь город; был составлен приговор о принудительном сборе со всех хозяев города и уезда «пятой деньги», т. е. пятой части имущества, приглашены в ополчение бездомные скитальцы-смольняне, и выбран в воеводы князь Дмитрий Михайлович Пожарский. По его предложению, Минину было поручено заведование казной ополчения.

С званием «выборного человека», простой нижегородец стал рядом с князем Пожарским, а после, под Москвой и в Москве, и с князем Трубецким, во главе ополчения и образовавшегося в нем правительства. Принимая участие во всех делах правительственных, Минин, главным образом, ведал казну и обеспечение ратных людей необходимыми запасами и припасами и денежным жалованьем, с чем и справился успешно, несмотря на трудности сборов в разоренной смутой стране. Под Москвой, в битве с Ходкевичем, Минин показал и военную доблесть, решив бой смелым ударом выбранного им самим отряда.

Царь Михаил пожаловал Минина 12 июля 1613 года думным дворянством и землей в Нижегородском уезде . В 1614 году ему был поручен сбор первой пятины с гостей и торговых людей в столице; в мае 1615 года Минин был в боярской коллегии, «ведавшей Москву» во время богомолья государева; в декабре того же года послан с князем Гр. П. Ромодановским в казанские места «для сыску» по поводу бывшего здесь восстания инородцев. Вскоре после этого - до мая 1616 года - Минин умер.

Погребен Минин в Нижнем, в нижнем этаже Спасо-Преображенского собора, где в его память устроен придел во имя Косьмы и Дамиана, освященный в 1852 году - Правительство со вниманием относилось ко вдове и сыну Мининым (дальнейшего потомства у него не было). Сказания и повести о смуте, начавшие появляться с 1617 года, и другие известия свидетельствуют о высокой оценке подвига Минина его современниками; у следующих поколений слагались уже и легенды, еще более возвеличивавшие его.

Историки XVIII века не дали научной обработки биографии Минина и его дела; не дошел до него в своей «Истории» и российский историк и писатель Николай Михайлович Карамзин. «Пииты» XVIII века, любившие обращаться за сюжетами к родной старине, не создали ничего значительного и законченного о Минине, но с началом нового столетия появляется целый ряд панегириков ему и в прозе и в стихах, выставлявших его образцовым гражданином. Это закреплено манифестом 1812 года.

Первой более или менее научной биографией Минина и оценкой его была для своего времени речь русского писателя, журналиста и историка Николая Алексеевича Полевого 1833 года. Статьи писателя Павла Ивановича Мельникова (1843 и 1850) и общие труды по истории Смуты - Соловьева (в «Истории») и российского историка и писателя Николая Ивановича Костомарова - представляют собой дальнейшие стадии в разработке истории Минина.

Отрицательной характеристикой Минина в «Личностях Смутного времени» (1871) Костомаров вызвал давший много нового, ответ историка и писателя Михаила Петровича Погодина и очень ценные статьи историка и археолога Ивана Егоровича Забелина, позже изданные отдельно и с дополнениями в виде книги: «Минин и Пожарский». Из дальнейшей литературы смотрите особенно «Очерки по истории Смуты» Сергея Федоровича Платонова и «Очерк истории нижегородского ополчения» Павла Григорьевича Любомирова. Большая часть материалов о Минине переиздана Нижегородским Археологическим Комитетом в сборнике «Памятники истории нижегородского движения».

Кузьма Минин - цитаты

Ну вот вам национальный герой - Кузьма Минин! Спаситель Отечества! Вышедший из самых что ни на есть глубин народных. И ладно бы какой безвестный, в рубище. Не в рубище, а в блеске славы.

Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского. Зачем им пьедестал? <...> Подумаешь, они спасли Россию! А может, лучше было не спасать?

Кузьма Минин- русский национальный герой

Кузьма Анкудинович Минин (полное имя Козьма Минин Захарьев Сухорукий; конец XVI века — 21 мая 1616) — русский национальный герой, организатор и один из руководителей Земского ополчения 1611—1612 в период борьбы русского народа против польской и шведской интервенций.

Происхождение

О ранних годах Минина известно мало. Есть предположение, опирающееся на местное предание (не позднее первой половины XIX века), что Кузьма Минин был сыном солеварщика Мины Анкудинова из Балахны.

Версия о балахнинском происхождении Минина (ранее документально обоснованная историком-краеведом И. А. Кирьяновым в 1965 г.) ставится под сомнение; высказываются предположения, что балахнинские Минины были лишь его однофамильцами. Подобных взглядов придерживался ещё Мельников-Печерский; в наше время соответствующие утверждения выдвинула группа нижегородских учёных в статье, опубликованной в 2005—2006 гг. в сборнике «Мининские чтения». По их мнению, «балахнинская» версия не подтверждается повторным изучением документов из Центрального архива Нижегородской области (поминальные записи и Писцовая книга).

В конце XX века в ненаучных кругах зародилась гипотеза, получившая распространение в СМИ, главным образом татарских консервативных, что Минин, якобы, был сыном крещёного татарина Минибая, а сам до крещения звался Кириша Минибаев. Одним из первоисточников этих утверждений был анонс анонимной статьи в журнале «Огонёк», так и не напечатанной. Впоследствии эту версию в своём официальном выступлении повторил Председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин, который назвал Минина «этническим татарином» . Эта точка зрения нашла поддержку и на высоком политическом уровне. Так в декабре 2010 года, посетив Люблинское кладбище и возложив цветы на могилу Егора Свиридова, президент России В. В. Путин, обращаясь к футбольным фанатам, произнёс: «... Если обратиться к истории нашей, скажем в XVII век, когда иностранные интервенты (тогда это были поляки) захватили Москву и официальная власть, условно говоря, была полностью парализована, - кто поднялся на защиту Отечества? Рядовые люди. Откуда они взялись? Их объединил, в том числе, один из объединителей - гражданин Минин, которому стоит памятник на Красной площади - помните, гражданину Минину и князю Пожарскому. Кто такой Минин? Обыкновенный рядовой гражданин, татарин по происхождению...» .

Даже насчёт отчества Кузьмы Минина существуют разные мнения: в 19 веке его обычно именовали «Кузьмой Захаровичем », сейчас более распространено мнение, что «Минин» — это не прозвище, а отчество.

Разные версии существуют и о роде занятий Минина: он то ли «солепромышленник», то ли «говядырь» (торговец скотом)

Участие в ополчении

Подробности о деятельности Минина становятся известными только с осени 1611 года, когда прибыла в Нижний Новгород грамота от патриарха Гермогена (либо от Троицкой лавры, в точности неизвестно). На созванном для обсуждения грамоты городском совете присутствовало духовенство и старшие в городе люди. В числе участников был и избранный в сентябре земским старостой Кузьма Минин-человек среднего достатка и по ремеслу мясник. На следующий после собрания день содержимое грамоты было оглашено горожанам. Протопоп Савва убеждал народ «стать за веру» , но гораздо убедительнее оказалась речь Минина:

Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам,Алексей Данилович Кившенко

Воззвание Минина к нижегородцам в 1611 году,Михаил Песков

Минин на площади Нижнего Новгорода,возле церкви Иоанна Предтечи призывающий народ к пожертвованиям. К. Е. Маковский (1839—1915)

— С.М.Соловьев. История России с древнейших времён. Том 8. Глава 8. Окончание междуцарствия

В Нижнем Новгороде начались постоянные сходки: рассуждали о том, как подняться, откуда взять людей и средства. С такими вопросами обращались прежде всего к Минину, и он подробно развивал свои планы. С каждым днём росло его влияние; нижегородцы увлекались предложениями Минина и наконец решили образовать ополчение, созывать служилых людей и собирать на них деньги.

Вождём ополчения выбрали князя Дмитрия Пожарского, лечившегося тогда от ран в нижегородском имении и пожелавшего, чтобы хозяйственная часть в ополчении была поручена Минину.

Минин взывает к князю Пожарскому о спасении Отечества,Григорий Иванович Угрюмов

Котарбинский В. А. «Больной князь Дмитрий Пожарский принимает московских послов»

При поддержке войск Пожарского, Минин осуществил оценку имущества нижегородского населения и определил часть, которая должна пойти на ополчение. По совету Минина давали «третью деньгу», то есть третью часть имущества, либо, в некоторых случаях, пятую часть. Лица, которые не желали выделять требуемой суммы, отдавались в холопы, а их имущество полностью конфисковалось.

Изгнание поляков из Кремля. Э. Лисснер

М. И. Скотти. «Минин и Пожарский» (1850). Красное знамя с иконой, которое несёт князь, исторически достоверно.

Смерть

Умер в 1616 году, «во время розысков» в казакских местах по случаю восстания татар и черемис. Кузьма Минич был погребён на погосте приходской Похвалинской церкви.Позднее, в 1672 году его прах был перенесён на территорию Нижегородского кремля в Спасо-Преображенский собор первым нижегородским митрополитом Филаретом.

К 30-м годам XIX века собор обветшал и был снесён по указанию нижегородского губернатора М. П. Бутурлина. В 1838 году был построен новый кафедральный собор, его фундамент был на несколько десятков метров сдвинут относительно старой постройки, а прах Минина и покоящихся рядом удельных князей был помещён в подцерковье.

В 1930 году, после разрушения Спасо-Преображенского собора, прах был передан на хранение в историко-архитектурный музей-заповедник, а затем перенесён в Михайло-Архангельский собор Нижегородского кремля.

Гробница Кузьмы Минина в Спасо-Преображенском соборе кремля. Возведена Л. В. Далем в 1874 году

По данным телепередачи «Искатели», в могиле на территории кремля лежит совершенно иной прах, а настоящие останки Минина продолжают оставаться в земле на том месте, где стоял Спасо-Преображенский собор. В настоящее время на месте кафедрального собора 1838 года постройки стоит деревянный крест.

С 1804 года над скульптурной композицией в Нижнем Новгороде в честь Козьмы Минина стал работать И. П. Мартос. По завершении эскизов весной 1809 года в Нижегородской губернии был объявлен сбор средств. К 1811 году поступило 18 000 р., но 15 февраля того же года Комитет министров принял решение поставить памятник в Москве. В 1818 году Минину и Пожарскому воздвигнут памятник в Москве, а в 1828 году — гранитный обелиск в Нижнем Новгороде.

Памятник Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому на Красной площади в Москве

Памятник Минину и Пожарскому в Нижнем Новгороде

Семья

У Кузьмы (Козьмы) был единственный сын— Нефёд. После смерти Минина царь грамотой от 5 июля 1616 года подтвердил право владения вотчиной в Нижегородском уезде — селом Богородское с деревнями — вдове Кузьмы Татьяне Семёновне и его сыну Нефёду. У Нефёда имелся двор на территории Нижегородского кремля, хотя сам он по своей службе жил в Москве, исполняя обязанности стряпчего. Сведения о нём довольно разрознены. В 1625 году он присутствовал при отбытии персидского посла, в 1626 году состоит «у государева фонаря» на двух царских свадьбах. Последнее упоминание в дворцовых разрядах относится к 1628 году. Он умер в 1632 году. Пожалованные вотчины вернулись в государственную казну и были отданы князю Якову Куденетовичу Черкасскому.

Татьяна Семёновна Минина продолжала жить в Нижнем Новгороде. По-видимому, в преклонном возрасте она постриглась в монахини, окончив жизнь в одном из нижегородских монастырей (скорее всего, в Воскресенском, расположенном на территории кремля).

Обелиск в честь Кузьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского. 1850-е

Оценки деятельности

Исторический портрет Минина большинство историков (в особенности И. Е. Забелин и М. П. Погодин) описывают как достойный почтения за его героические действия, упоминая его подвиг перед отечеством как решительный шаг в защиту Родины, в отличие от Н. И. Костомарова, который считал его человеком «с крепкой волей, крутого нрава, пользовавшимся всеми средствами для достижения цели».

Обелиск Минину и Пожарскому в Нижегородском Кремле. Фотография вечером

Кузьма Минин на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде

Русский национальный герой, организатор и один из руководителей Земского ополчения 1611-1612 в период борьбы русского народа против польской и шведской интервенции.

Версия о балахнинском происхождении Минина (ранее документально обоснованная историком-краеведом И. А. Кирьяновым в 1965 г.) ставится под сомнение; высказываются предположения, что балахнинские Минины были лишь его однофамильцами. Подобных взглядов придерживался ещё Мельников-Печерский; в наше время соответствующие утверждения выдвинула группа нижегородских учёных в статье, опубликованной в 2005-2006 гг. в сборнике «Мининские чтения». По их мнению, «балахнинская» версия не подтверждается повторным изучением документов из Центрального архива Нижегородской области (поминальные записи и Писцовая книга).

Участие в ополчении

Подробности о деятельности Минина становятся известными только с осени 1611 года, когда прибыла в Нижний Новгород грамота от патриарха Гермогена (либо от Троицкой лавры, в точности неизвестно). На созванном для обсуждения грамоты городском совете присутствовало духовенство и старшие в городе люди. В числе участников был и избранный в сентябре земским старостой Кузьма Минин . На следующий после собрания день содержимое грамоты было оглашено горожанам.

должна пойти на ополчение. По совету Минина давали «третью деньгу», то есть третью часть имущества, либо, в некоторых случаях, пятую часть. Лица, которые не желали выделять требуемой суммы, отдавались в холопы, а их имущество полностью конфисковалось.

Смерть

Умер в 1616 году, «во время розысков» в казанских местах по случаю восстания татар и черемис. Минин Кузьма Минич был погребён на погосте приходской Похвалинской церкви.

Позднее, в 1672 году его прах был перенесён на территорию Нижегородского кремля в Спасо-Преображенский собор первым Нижегородским Митрополитом Филаретом.

В 1930 году, после разрушения Спасо-Преображенского собора, прах был передан на хранение в историко-архитектурный музей заповедник, а затем перенесён в Михайло-Архангельский собор Нижегородского кремля.

С 1804 года над скульптурной композицией в Нижнем Новгороде в честь Козьмы Минина стал работать И. П. Мартос. По завершении эскизов весной 1809 года в Нижегородской губернии был объявлен сбор средств. К 1811 году поступило 18 000 р., но 15 февраля того же года Комитет министров принял решение поставить памятник в Москве. В 1818 году Минину и Пожарскому воздвигнут памятник в Москве, а в 1828 году - гранитный обелиск в Нижнем Новгороде.

Семья

У Кузьмы был единственный сын - Нефёд. После смерти Минина царь грамотой от 5 июля 1616 года подтвердил право владения вотчиной в Нижегородском уезде - селом Богородское с деревнями - вдове Кузьмы Татьяне Семёновне и его сыну Нефёду. У Нефёда имелся двор на территории Нижегородского кремля, хотя сам он по своей службе жил в Москве, исполняя обязанности стряпчего. Сведения о нём довольно разрознены. В 1625 году он присутствовал при отбытии персидского посла, в 1626 году состоит «у государева фонаря» на двух царских свадьбах. Последнее упоминание в дворцовых разрядах относится к 1628 году. Он умер в 1632 году. Пожалованные вотчины вернулись в государственную казну и были отданы князю Якову Куденековичу Черкасскому.

Татьяна Семёновна Минина продолжала жить в Нижнем Новгороде. По видимому, в преклонном возрасте она постриглась в монахини, окончив жизнь в одном из нижегородских монастырей (скорее всего, в Воскресенском, расположенном на территории кремля).

Оценки деятельности

Кузьма́ (Косма́ ) Ми́нин (полное имя с 1613 года - Кузьма (Косма) Минич Минин, согласно Никоновской летописи - Козьма Минич Минин Сухорук, согласно многим беллетристам - Козьма́ Ми́нич Заха́рьев Сухору́кий ; вторая половина XVI века - 21 мая 1616) - организатор и один из руководителей Земского ополчения 1611-1612 в период борьбы русского народа против польской и шведской интервенций.

Происхождение

Ставшая в СССР практически общепризнанной современная версия о балахнинском происхождении возникла не из документов собственно об этом, и основана не только на предании, но и на том, что в Балахне в одной трубе находились бадьи, принадлежавшие балахнинским Мининым и князю Дмитрию Пожарскому. Тогда чисто теоретически семьи могли дружить, Кузьму Минина могли назвать по прямому христианскому имени Дмитрия Пожарского (которого также назвали Козмой (Космой), а не Дмитрием), Кузьма Минин обратился с предложением возглавить ополчение не просто к тёзке, а к другу семьи и т. д. и т. п. Причём, скорее всего, значительную часть имущества Минины из Балахны, долго называвшиеся Анкудиновыми, и поменявшие прозвище после Смуты, видимо, неспроста, получили после казни в конце 1608 года за приверженность тушинцам двух главных солепромышленников Балахны - посадских старост Василия Кухтина и Алексея Суровцева - и конфискации их имущества. Д. М. Пожарский, как свидетельствует Писцовая книга города Балахны 1674-1676 гг., в 1628 г. являлся владельцем 100 бадей рассола в Лунинской трубе. В этой же трубе пятьюстами бадьями владел Федор Минин Анкудинов. Только после Смуты, по свидетельству А. Мельникова-Печерского, ссылавшегося на опись Искальского 1618 г., Минины - Анкудиновы занимали 3-е место по числу рассолов (925 бадей) после Спирина (2200 бадей) и Троице-Сергиева монастыря (1025 бадей). В Писцовой же книге Заузольской волости за 1591 г. за Миной Анкудиновым числился только рассол в трубе Каменке (кстати, в этой же трубе его сыну Федору в 1628 г. также принадлежали рассолы). Причём, в отличие от фолк-хистори о «татарском происхождении» Минина, у этой версии есть автор - видный и серьёзный историк И. А. Кирьянов, а до этого происхождение Кузьмы Минина от Мины Анкудинова допускал и А. Я. Садовский.

Версия о балахнинском происхождении Минина (ранее обоснованная историком И. А. Кирьяновым в 1965 г.) теперь ставится под сомнение; высказываются предположения, что балахнинские Минины были лишь его однофамильцами. Подобных взглядов придерживался ещё Мельников-Печерский; в наше время соответствующие утверждения выдвинула группа нижегородских учёных в статье, опубликованной в 2005-2006 гг. в сборнике «Мининские чтения». По их мнению, «балахнинская» версия не подтверждается повторным изучением документов из Центрального архива Нижегородской области (поминальные записи и Писцовая книга).

В итоге С. В. Сироткин констатирует: «…изучение кадастровых и других документов по истории балахнинской семьи Мининых позволяет достаточно уверенно говорить об отсутствии их родства с Кузьмой Мининым» . Так, Кузьма Минин ни в одном дошедшем до нас документе не упоминается, ни в связи с балахнинскими «братьями», ни в связи с «дедом Анкундином». «Ни в XVII в., ни в первой половине XVIII в. балахонцы Минины не ссылались на своё родство с нижегородским старостой, чтобы добиться каких-либо привилегий, хотя, если бы они были потомками братьев Кузьмы Минина, то могли бы рассчитывать на особое отношение к себе» - пишет также автор. (Особое отношение было бы необходимо хотя бы потому, что балахнинцы поддерживали тушинцев и даже предприняли неудачный поход против Нижнего Новгорода, в связи с чем и при вступлении в Балахну Второго ополчения, и после освобождения Москвы балахнинцев заставляли раскошелиться). Но по данным писцовых книг Минины как раз разбогатели, видимо, в результате раздела имущества казнённых сторонников тушинцев, и после избрания царём Михаила Романова - сына тушинского патриарха и племянника одного из членов Семибоярщины, - помилования сторонников тушинцев и Семибоярщины, возврата им и родственникам погибших имущества, балахонские Минины могли стараться не напоминать о себе лишний раз. В то же время по подписи на одной из грамот достоверно известно имя одного из родных братьев Кузьмы Минина - Сергей. Такого человека среди балахонских Мининых не было. Самым же сильным аргументом против происхождения от балахонских Мининых (что не исключает родства с ними) является отсутствие имени Анкудин в синодике сына Кузьмы - Нефёда. То, что в синодике дворянина Нефёда Минина род обрывается на его деде - Мине, в конце жизни - иноке Мисаиле, действительно может свидетельствовать в пользу того, что отец Кузьмы Минина был круглым сиротой, не помнившим родителей, подкидышем или незаконнорождённым, или родители Мины (Мисаила) были еретиками, инославными, иноверцами, язычниками (из народов Поволжья). Но можно это объяснить и тем, что поминовение родителей Мины и их предков уже обеспечивалось другим синодиком, оплаченным другими родственниками (например, братьями или сёстрами Мины (Мисаила) и т. д.).

Б. М. Пудалов в своей работе высказался и о том, что «в средствах массовой информации была озвучена - без каких-либо доказательств - версия о нерусском происхождении К. Минина („крещёный татарин“?). Она не может быть принята, так как противоречит свидетельствам источников о глубоких православных корнях рода» .

Впервые же о татарском происхождении Кузьмы Минина было заявлено в 2002 году журналом «Огонёк» во врезке к статье историка В. Л. Махнача. Журнал назвал Кузьму Минина «крещёным татарином Киришей Миннибаевым». Но затем после проверки этот материал так и не был напечатан, утерян был и материал, даже автора этой версии мы не знаем. В 2006 году председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин поддержал версию анонимного поставщика материалов в «Огонёк» о «татарском происхождении» Минина.

Одновременно с ним тезис о «возможной татарской национальности» героя 1612 года был озвучен патриархом Московским и всея Руси Алексием II. Патриарх считал также, что в ополчении Минина и Пожарского было много татар, которые шли освобождать Москву от интервентов потому, что Минин был «татарином». (Действительно, когда И. И. Биркин пытался увести из Ярославля всю рать Казанского государства, то татары, в основном, остались, а ушли русские и т. п.) Но факт поддержки Второго ополчения мусульманами Поволжья как раз больше свидетельствует против этой версии, так как новокрещёного татарина они бы посчитали ренегатом.) В. В. Путин поддержал муфтия и патриарха, заявив, что Россию освободил татарин Минин, а освобождение пришло из Казани. Видимо, он имел в виду предшествовавшие созданию и Первого, и Второго ополчений присягу Казанского государства 9 января 1611 года уже мёртвому Лжедмитрию II и последовавшее за ним письмо казанцев в Вятскую землю «стати бы, господа, нам православным крестьяном за истинную православную Христову веру всем единодушно, чтоб нам православным крестьяном не отдатись от православныя крестьянския веры в злую и в проклятую латынскую веру.» Но после отбытия в Первое ополчение вместе с войсками и иконой казанской Богоматери большого воеводы Морозова казанцы, которых исторические города Руси призывали на помощь, колебались. Поэтому несмотря на призыв русских городов к Казани, а патриарха Гермогена - и к Нижнему Новгороду, и к Казани - вопреки надеждам русских и обещанию казанцев освобождение московского государства пришло не из Казани, а благодаря Минину - из Нижнего Новгорода.)

Умерший ещё до появления версии о татарском происхождении Кузьмы Минина известный казанский ученый-филолог, академик А. Х. Халиков в своей книге «500 русских фамилий булгарско-татарского происхождения» однозначно утверждает, что фамилия Минин может происходить от названия рода «мин», который был ведущим кипчакско-ордынским родом (появился среди кипчаков после монгольского завоевания). О роде мин как одном из мощных и жизнеспособных образований тюркско-кыпчакского происхождения подробно писал также профессор БашГУ Р. З. Янгузин. Из этого племени мин вышли знатные ордынские роды, например, кокандские ханы. В Полном собрании российских летописей также говорится, что выходцев из этого ордынского рода Мин в Московском государстве именовали Миниными. Итак, доводы о «тюркском происхождении» фамилии очень убедительные.

Но у Минина как простого человека фамилии вначале не было. Его звали по отцу, христианским именем которого было возникшее задолго до появления рода Мин имя Мина. Фамилию Минин Кузьма получил в 1613 году, когда стал думным дворянином. К тому же среди кипчаков христианство появилось раньше, чем ислам, и по всем источникам Кузьма Минин - из православной семьи: скорее всего, русских или кряшенов - и те, и другие к XVII веку ассимилировали многих кипчаков, но теоретически может быть и другого происхождения, так как все православные Московской Руси, безусловно, считали себя, в первую очередь, русскими, а прозвище его Минин было по отцу Мине, а не по роду Мин.

Таким образом, достоверных и аргументированных научных сведений о том, был ли Кузьма Минин на самом деле татарином, нет. Это, по большому счёту, абсолютно новая и оригинальная версия без автора и без доказательств, которая только в принципе имеет право на существование. Русский народ она не оскорбляет так же, как и геройство кряшенов генерала Карбышева, майора Гаврилова, мусульманина Мусы Джалиля и т. д. - наоборот, политически это было бы очень хорошо. Но доказательств этому нет настолько, что никто до сих пор не признался, кто был автором этой анонимной фолк-хистори, поддержанной муфтием Равилем Гайнутдиновым, патриархом Алексием и Президентом В. В. Путиным.

Доподлинно известно, что вдова К. Минина, Татьяна Семеновна, пережив мужа и бездетного сына Нефеда, умерла вскоре после 1635 г., приняв перед смертью монашеский постриг под именем «Таисия». В. А. Кучкин в своей работе «О роде Кузьмы Минина» (ИСССР. - М., 1973. № 2. С. 209-211) указывает на инока Мисаила, вписанного в синодики для поминания по роду Мининых, как на возможного отца народного героя.

Даже насчёт отчества Кузьмы Минина существовали разные мнения. Во второй половине XIX века, согласно популяризованному Н. И. Костомаровым ошибочному мнению, восходящему, видимо, только к дружившему с драматургом А. Н. Островским М. П. Погодину, его обычно именовали «Кузьмой Захаровичем» по ошибочной интерпретации одной из купчих его тёзки - тоже Кузьмы, но не Минина. Сейчас утвердилось мнение, что «Минин» - это не фамильное прозвище, а отчество. Сам нашедший эту купчую П. И. Мельников (Андрей Печерский) никогда не называл так Минина ни в трудах, ни в переписке несмотря на мнение Погодина. Единственное, что он себе позволял - называть его Козьмой вместо Кузьмы. Из текста купчей, на самом деле, следует, что в 1602 году в Нижнем Новгороде жил «над р. Почаеной, на Никольской стороне Кузьма Захарьев сын Сухорука», который ни малейшего отношения не имел к своему тёзке Кузьме Минину.

Разные версии существуют и о роде занятий Минина: то ли он был «солепромышленником», то ли «говядырем» (торговцем скотом). Сегодня доподлинно известно, что он был посадским человеком из Нижнего Новгорода, избранным старостой.

То, что доподлинно известно сегодня, и подкрепляется точными научными данными, а не домыслами, - это генеалогическое древо рода Кузьмы Минина. Отец - Мина, мать - неизвестна, сыновья Мины - Кузьма Минин(жена Татьяна Семёновна, в монашестве Таисия) и Сергей Минин, была у Мины и дочь Софья(монахиня), их сестра. На Нефёде, единственном сыне Кузьмы Минина и его жены Татьяны Семёновны, древо обрывается. Кузьма Минин - великий гражданин, «выборный всей земли» - первый демократически избранный легитимный исполняющий обязанности главы российского государства, нижегородец, посадский человек Нижнего Новгорода, как он и именуется в сохранившихся документах своего времени.

Участие в ополчении

М. И. Скотти. Минин и Пожарский. 1850

Достоверно известно только то, что в начале XVII века он завел лавку в Нижнем Новгороде и занялся мясной торговлей. В 1608-1610 гг. в составе местного городского ополчения (под руководством воевод А. Алябьева и А. Репнина) участвовал в боях со сторонниками Лжедмитрия II. Нижегородцам тогда удалось разбить тушинцев, очистить от них окрестности города и приобрести боевой опыт.Подробности о деятельности лично Минина становятся известными только с осени 1611 года, когда в Нижнем Новгороде зачитывали грамоту от патриарха Гермогена (но сейчас некоторые предполагают, что в реальности зачитывали грамоту Троицкого монастыря). На созванном для обсуждения грамоты городском совете присутствовали духовенство и старшие в городе люди. В числе участников был и избранный в сентябре земским (посадским) старостой Кузьма Минин-человек среднего достатка и по ремеслу мясник. На следующий после собрания день содержимое грамоты было оглашено горожанам. Незаслуженно забытый сейчас, а в реальности возглавивший вместе с Мининым и Пожарским нижегородское ополчение патриот протопоп Савва убедил народ «стать за веру», но гораздо конкретнее оказалась речь выступившего за ним Минина:

Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником.
С.М.Соловьев. История России с древнейших времён. Том 8. Глава 8. Окончание междуцарствия

В Нижнем Новгороде начались постоянные сходки: рассуждали о том, как подняться, откуда взять людей и средства. С такими вопросами обращались прежде всего к Минину, и он подробно развивал свои планы. С каждым днём росло его влияние; нижегородцы увлекались предложениями Минина и, наконец, решили образовать ополчение на новых началах, созывать служилых людей и собирать на их содержание деньги.

По словам летописи, он «жаждущие сердца ратных утолял и наготу их прикрывал и во всём их покоил и сими делами собрал не малое воинство». К нижегородцам скоро примкнули и другие города, поднятые известной окружной грамотой, в составлении которой, несомненно, участвовал Минин. В отличие от опиравшегося на исключительно храбрую, но низкооплачиваемую казацкую вольницу Первого ополчения, Минин не жалел денег на более дисциплинированных, пусть и более дорогостоящих, военных специалистов. И нижегородцы, и Пожарский сами участвовали в Первом ополчении, отбили почти 9/10 Москвы, а затем из-за отсутствия осадной артиллерии и специалистов по осаде городов ничего не могли поделать с засевшими в Китай-городе и неприступном Кремле поляками и малороссийскими казаками. Первыми пришли скитавшиеся недалеко от Нижнего две тысячи опытных ратников-белорусов, участвовавших в обороне Смоленска, помилованных королём Сигизмундом после взятия города, но наотрез отказавшихся идти на службу к нему и к его сыну Владиславу, которого Сигизмунд с помощью Семибоярщины хотел утвердить на московском троне. Минин сумел положить даже рядовым военным специалистам очень высокое жалованье - от 30 до 50 рублей в год. К нему пришли многие кадровые военные - не только подданные Московского государства или патриоты единого русского народа, но и, как мы бы сказали сейчас, - воины-интернационалисты - и с Востока, и с Запада, как подчёркивает Симон Азарьин - «со всей Вселенной». В начале апреля 1612 в Ярославле стояло уже громадное ополчение с князем Пожарским и Мининым во главе.

Кузьма вошёл в «Совет всей земли», созданный в Ярославле в середине 1612 г. и до созыва Земского собора в 1613 г. выполнявший функции высшего органа государственной власти, который он фактически возглавил, хотя из-за обычая местничества его подпись была только 15й. Ведь он привлёк в Совет всей земли и приведшего с собой в Ярославль множество казаков ближайшего родственника Ивана Грозного - племянника его жены - князя Дмитрия Михайловича Черкасского, и самых родовитых бояр-Рюриковичей, и даже подпись Рюриковича Дмитрия Пожарского оказалась только 10й. Совет обратился за военной помощью к королю Швеции и императору Священной Римской империи, обещая их сыновьям московский престол - и получил из Германии и Швеции помощь большими воинскими отрядами, а, самое главное, обезопасил свой тыл от нападения шведов, их марионеточного Новгородского государства и Священной Римской империи в условиях, когда Речь Посполитая заключила с ними перемирие и хотела напасть на русских совместно с ними. Чтобы удержать часть служивых поляков, не исключал Минин и избрание на царство Владислава. Категорически отрицалась только возможность участия в управлении великой российской державой Сигизмунда III и любых других иностранцев, кроме принявшего православие царя. Впоследствии, на Земском соборе, всем иноземным претендентам на московский трон был дан от ворот поворот - чтобы не оскорблять никого из них и не вносить смуту в отношения христианских государств между собой. Простых иностранных кондотьеров в Ярославле Минин уже в ополчение не принимал. Казаки князей Черкасского и Шаховского организовали свой Круг, и Минин искал деньги на выполнение решений и «господ», и «товарищей», на всё полезное для державы Кузьма деньги находил сразу, а на остальное обоим органам власти тоже не отказывал, а «продолжал деньги искать». 7 апреля 1612 года Совет всей земли назвал Московское государство великой российской державой. Но тут ополчение начала косить страшная моровая язва. Вопреки ожиданиям Семибоярщины ополчение не разбежалось, а благодаря грамотным санитарным мерам эпидемию удалось прекратить. Убедившись в безопасности тыла, ополчение выступило на Москву.

В боях за Москву 22-24.8(01-03.9). 1612 г. Кузьма проявил также находчивость и воинскую доблесть. Его отряд, состоявший из трех дворянских сотен и хоругви перешедшего к нему на службу из Речи Посполитой ротмистра Хмелевского (во Втором ополчении было очень много людей из Речи Посполитой, обычно из её западнорусских земель, но также и противники Сигизмунда другого происхождения - например, опасавшиеся его мести участники Сандомирского рокоша), форсировал Москва-реку и как снег на голову обрушился на поставленные гетманом Ходкевичем у Крымского двора две литовские роты.Пешие русские ратники увидели паническое бегство неприятеля, соединились с отрядом Минина и преследовали бегущих до самого стана Ходкевича. Здесь противник не смог выдержать натиска, потеряв на месте до 500 человек. Ходкевич вынужден был оставить Екатерининский стан и отступил к Донскому монастырю. Это обеспечило перелом в ходе сражения.Итак, в августе с личным участием Минина был побеждён Ходкевич, а в октябре Москва была очищена от поляков. Кузьма Минин вместе с Дмитрием Тимофеевичем Трубецким и Дмитрием Михайловичем Пожарским управлял великой российской державой до созыва Земского собора, так как после объединения Советов всей земли Первого и Второго ополчений в результате взятия Москвы и окончательного объединения ополчений Совет всей земли не собирался. (Видимо, чтобы предотвратить конфликты). Как и все великие князья, цари и правители Московского государства до Петра I «выборный всей земли» Кузьма Минин сам ничего не подписывал. Все грамоты, например, о созыве Земского собора, за него подписывали его товарищи Трубецкой и Пожарский. На другой день после венчания на царство (12 июля 1613) Михаил Фёдорович пожаловал Минину чин думного дворянина и вотчины. В Думе было всего два думных дворянина - назначенный ещё Лжедмитрием I, но провозгласивший на Земском соборе всех Рюриковичей такими же иностранцами, как королевич Владислав, и сделавший поэтому возможным избрание Михаила Романова родственник Романовых Гаврила Пушкин с окладом 120 рублей и единственный назначенный самим Михаилом - Кузьма Минин с окладом 200 рублей. Заседая с тех пор постоянно в думе и живя в царском дворце, Минин пользовался большим доверием царя (в 1615 ему вместе с ближними боярами было поручено «беречь Москву» во время путешествия царя в Сергиев монастырь) и получал важнейшие «посылки».

Смерть

Умер в 1616 году, «во время розысков» в «казакских местах» (там, где население бывшего Казанского ханства несло казачью службу провозглашённой великой российской державе) по случаю восстания татар и черемис. Минин Кузьма Минич был погребён на погосте приходской Похвалинской церкви.

Гробница Кузьмы Минина в Спасо-Преображенском соборе кремля. Возведена Л. В. Далем в 1874 году

Позднее, в 1672 году его прах был перенесён на территорию Нижегородского кремля в Спасо-Преображенский собор первым нижегородским митрополитом Филаретом.

К 1830-м годам собор обветшал и был снесён по указанию нижегородского губернатора М. П. Бутурлина. В 1838 году был построен новый кафедральный собор, его фундамент был на несколько десятков метров сдвинут относительно старой постройки, а прах Минина и покоящихся рядом удельных князей был помещён в подцерковье.

С 1804 года над скульптурной композицией в Нижнем Новгороде в честь Козьмы Минина стал работать И. П. Мартос. По завершении эскизов весной 1809 года в Нижегородской губернии был объявлен сбор средств. К 1811 году поступило 18 000 р., но 15 февраля того же года Комитет министров принял решение поставить памятник в Москве. В 1818 году Минину и Пожарскому воздвигнут памятник в Москве, а в 1828 году - гранитный обелиск в Нижнем Новгороде.

Семья

У Кузьмы (Козьмы) был единственный сын - Нефёд и сестра Софья (имя в монашестве). После смерти Минина царь грамотой от 5 июля 1616 года подтвердил право владения вотчиной в Нижегородском уезде - селом Богородское с деревнями - вдове Кузьмы Татьяне Семёновне и его сыну Нефёду.У Нефёда имелся двор на территории Нижегородского кремля, хотя сам он по своей службе жил в Москве, исполняя обязанности стряпчего. Сведения о нём довольно разрознены. В 1625 году он присутствовал при отбытии персидского посла, в 1626 году состоит «у государева фонаря» на двух царских свадьбах. Последнее упоминание в дворцовых разрядах относится к 1628 году. Он умер в 1632 году. Пожалованные вотчины вернулись в государственную казну и были отданы князю Якову Куденетовичу Черкасскому.

Оценки деятельности

Версия о балахнинском происхождении Минина (ранее документально обоснованная историком-краеведом И. А. Кирьяновым в г.) ставится под сомнение; высказываются предположения, что балахнинские Минины были лишь его однофамильцами . Подобных взглядов придерживался ещё Мельников-Печерский ; в наше время соответствующие утверждения выдвинула группа нижегородских учёных в статье, опубликованной в - гг. в сборнике «Мининские чтения». По их мнению, «балахнинская» версия не подтверждается повторным изучением документов из Центрального архива Нижегородской области (поминальные записи и Писцовая книга).

Б. М. Пудалов в своей работе высказался и о том, что «в средствах массовой информации была озвучена - без каких-либо доказательств - версия о нерусском происхождении К.Минина („крещеный татарин“?). Она не может быть принята, так как противоречит свидетельствам источников о глубоких православных корнях рода» .

Общеизвестно и то, что, когда вошло Нижегородское ополчение в Балахну, местные толстосумы пожалели денег в ополченскую казну. «Руки бы вам поотсекать!» - как пишут летописцы, возмутился Минин.

Понятно, что после публикации работы С. В. Сироткина и с «татарской версией» должно быть покончено. Если в топониме «Балахна» кому-то слышатся восточные «мотивы», то к этим «песням» имеют отношение лишь предвзятые «слушатели», и никто более!

Доподлинно, например, известно, что вдова К.Минина, Татьяна Семеновна, пережив мужа и бездетного сына Нефеда, умерла вскоре после 1635 г., приняв перед смертью монашеский постриг под именем «Таисия». В. А. Кучкин в своей работе «О роде Кузьмы Минина» (ИСССР. - М., 1973. № 2. С. 209-211) указывает на инока Мисаила, вписанного в синодики для поминания по роду Мининых, как на возможного отца народного героя.

Разные версии существуют и о роде занятий Минина: он то ли «солепромышленник», то ли «говядырь» (торговец скотом). Сегодня доподлинно известно что он был посадский человек.

То что доподлинно известно сегодня подкрепляющееся научными данными, а не домыслами это генеалогическое древо Мининского рода. Отец Мина, мать неизвестна, сын Кузьма Минин(жена Татьяна Семеновна, в монашестве Таисия) и дочь Софья(монахиня), на Нефёде, единственном и бездетном сыне Кузьмы Минина и его жены Татьяны Семеновны, древо обрывается. Кузьма Минин - нижегородец, посадский человек Нижнего Новгорода, как он и именуется в сохранившихся документах своего времени.

Участие в ополчении

Подробности о деятельности Минина становятся известными только с осени 1611 года , когда прибыла в Нижний Новгород грамота от патриарха Гермогена (либо от Троицкой лавры , в точности неизвестно). На созванном для обсуждения грамоты городском совете присутствовало духовенство и старшие в городе люди. В числе участников был и избранный в сентябре земским старостой Кузьма Минин-человек среднего достатка и по ремеслу мясник. На следующий после собрания день содержимое грамоты было оглашено горожанам. Протопоп Савва убеждал народ «стать за веру», но гораздо убедительнее оказалась речь Минина :

Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником.
С.М.Соловьев. История России с древнейших времён. Том 8.

К 30-м годам XIX века собор обветшал и был снесён по указанию нижегородского губернатора М. П. Бутурлина . В 1838 году был построен новый кафедральный собор , его фундамент был на несколько десятков метров сдвинут относительно старой постройки, а прах Минина и покоящихся рядом удельных князей был помещён в подцерковье .

Семья

У Кузьмы (Козьмы) был единственный сын - Нефёд. После смерти Минина царь грамотой от 5 июля 1616 года подтвердил право владения вотчиной в Нижегородском уезде - селом Богородское с деревнями - вдове Кузьмы Татьяне Семёновне и его сыну Нефёду. У Нефёда имелся двор на территории Нижегородского кремля , хотя сам он по своей службе жил в Москве, исполняя обязанности стряпчего . Сведения о нём довольно разрознены. В 1625 году он присутствовал при отбытии персидского посла, в 1626 году состоит «у государева фонаря» на двух царских свадьбах. Последнее упоминание в дворцовых разрядах относится к 1628 году . Он умер в 1632 году . Пожалованные вотчины вернулись в государственную казну и были отданы князю Якову Куденетовичу Черкасскому .

Татьяна Семёновна Минина продолжала жить в Нижнем Новгороде. По-видимому, в преклонном возрасте она постриглась в монахини, окончив жизнь в одном из нижегородских монастырей (скорее всего, в Воскресенском , расположенном на территории кремля).

Оценки деятельности

Исторический портрет Минина большинство историков (в особенности И. Е. Забелин и М. П. Погодин) описывают как достойный почтения за его героические действия, упоминая его подвиг перед отечеством как решительный шаг в защиту Родины, в отличие от Н. И. Костомарова , который считал его человеком «с крепкой волей, крутого нрава, пользовавшимся всеми средствами для достижения цели».

См. также

Напишите отзыв о статье "Кузьма Минин"

Примечания

Литература

Жизнеописания, факты и гипотезы, портреты и документы. В 30 кн. Кузьма Минин. Дмитрий Пожарский / авт.-сот. В. А. Шамшурин . - М. : Новатор, 1997. - 398 с: ил. - (Российские судьбы)
Забелин И. Е. - М. : Аграф, 1999. - 335 с - (Новая история)
Скрынников Р. Г. Минин и Пожарский: Хроника смутного времени. - М.: Мол. гвардия, 1981. - 352 с.: ил. - (Жизнь замечательных людей).
Пудалов Б. М.

Ссылки

Голов И. И. / Н. И. Куприянова (сост.). Записки краеведов-1975
Привалова Н. И. / Н. И. Куприянова (сост.). Записки краеведов-1979
Сергей Скатов. - 2.11.2005
- - 24.07.2007
- - 25.07.2007
- - 26.07.2007
- - 12.03.2008
Карташова М. В. / Журнал «Нижегородский Музей» № 7-8
Галай Ю. Г.
Скатов Скатов. научная статья «Еще раз о родовых корнях Кузьмы Минина» 22. 02. 2011

Отрывок, характеризующий Кузьма Минин

Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее, эту страшную ее ».

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.