Человека с рождения сопровождает множество страхов. Ни одно животное не опасается микробов, не боится собственной наготы, не цепенеет от ужаса при виде беременной женщины. Перечень уникальных только для человека страхов можно продолжать бесконечно. В списке всевозможных фобий более ста страхов человека. Почему же в отличие от животных, людей пугает так много вещей?
Все животные пугаются. Они испытывают страх, когда увидят, услышат или почуют то, что их пугает. Страх – это эмоциональная реакция, возникающая в ответ на пугающий стимул. Животных пугают реальные вещи – палки, огонь или хищники. Страх помогает животным избежать опасности. И тем самым сохранить жизнь. Но человек боится гораздо большего. И того, что не связано с непосредственной угрозой.
Страх человека — это оборотная сторона разума
Причиной огромного количества страхов у человека являются такие полезные вещи, как память, воображение и речь. Это гремучая смесь, которая одних людей намертво приковывает к дому, другим не дает общаться, третьих лишает покоя по ночам. У человека стимулом, запускающим страх, может стать ассоциация, возникшая в ответ на совершенно безобидное событие, придуманный образ или воспоминание.
Первая причина страхов человека – память
Личный опыт каждого человека состоит из пережитых им ситуаций. Если на вас нападет собака, то после этого вы станете бояться собак.
Но человек еще учиться и на опыте других. Если вы увидите однажды нападение собак на соседа, вы навсегда запомните это. И будете так же пугаться, как если бы собака напала на вас.
Если животные могут увидеть только то, что случается в их окружении, то человеку доступны еще интернет, кино и телевидение. Никогда в истории человечества нам не было доступно такое море чужого опыта. Каждый день по телевизору вы можете видеть криминальную хронику. И даже если вас или ваших близких никогда не кусали собаки, то наверняка вы видели такие нападения по телевизору. Конечно же, это становится частью вашего опыта.
Каждый день вас бомбардируют ужасные истории трагичных смертей. Как реальные, так и придуманные. В вашем распоряжении фильмы ужасов с маньяками-убийцами, приведениями и вурдалаками.
В результате память услужливо предлагает вам море воспоминаний о всевозможных существующих и несуществующих опасностях.
Вторая причина страхов человека – речь
Человека от животных отличает способность передавать знания с помощью речи. Услышав историю о том, как кого-то покусали собаки, вы воспримите ее так же, как будто были ее свидетелями. Когда вам рассказали о том, как кого-то искусала собака, ассоциация «собака-опасность» сложиться у вас так же, как у пострадавшего. Даже, если вы никогда не видели ни одной злой собаки.
Кроме того, родители и педагоги учат бояться тех вещей, с которыми вы никогда не сталкивались и, возможно, никогда не столкнетесь.
К вашим услугам интернет, радио и газеты. Это еще один способ прочитать и услышать о том, чего нужно бояться.
Потому страх у человека может возникнуть и тогда, когда он не был свидетелем никаких опасных ситуаций.
Третья причина страхов человека — воображение
В отличие от животного, чтобы испугаться вам достаточно воображения. Воображение — мощнейший инструмент. Оно помогло человеку создать разнообразные инструменты, придумать эффективные способы добывать еду и бороться с болезнями.
Воображение – это еще и машина времени, которая позволяет увидеть свое будущее. И предвидеть подстерегающие опасности. Воображение отлично вас защищает. Казалось бы – отличная способность! Но иногда воображение играет с вами злую шутку.
Стремясь к максимальной безопасности, воображение предлагает вам самый кошмарный вариант будущего. Даже, если его вероятность ничтожно мала.
Или вам достаточно придумать угрозу, вообразить ее. И дело сделано! Вашим врагом станете вы сами.
Человек может себе вообразить такие вещи, которых в природе не существует. Так, уже маленький ребенок боится Кощея Бессмертного и Змея Горыныча. Становясь старше, мы опасаемся привидений, вампиров, оборотней и пришельцев.
Вы можете вообразить себе своего персонального монстра. И будете пугаться сидя дома, в окружении близких людей, закутавшись в плед и с чашкой чая в руках. Но ощущение уюта не придет. Одной только мысли об этом монстре достаточно, чтобы вы вздрогнули от ужаса перед тем, чего не существует.
Ваш разум, память и воображение могут создавать образ несуществующей угрозы даже тогда, когда вы находитесь в полной безопасности. Страх и тревога терзают вас, когда объективно вам ничто не угрожает и не может угрожать.
Человек способен осознавать абстрактные понятия. Ему ничего не стоит испугаться таких вещей, которые не в силах осознать ни одно животное – ответственности, бессмысленности существования, небытия и бесконечности.
У человека гораздо больше страхов, чем у животных. Но именно это позволило человечеству выжить. Страх способствовал развитию цивилизации и прогрессу. Так, из-за страха голода человек придумал сажать растения и пасти скот. Потом изобрел плуг и трактор. Чтобы сохранить продукты человек придумал холодильники и другие технологии длительного хранения продуктов. Из-за страха смерти и болезней человек придумал медицину. Из-за страха замерзнуть – одежду.
Но воображение человека создало множество одновременно и опасных, и полезных вещей. Автомобили, атомные электростанции и бытовая химия верно служат человеку. Но в то же время требуют осторожности. Цивилизованному человеку почти не угрожают хищники и голод. Но количество опасностей в жизни цивилизованного человека увеличилось за счет великих изобретений.
О других причинах страхов человека вы прочитаете в статьях «
В 1925 году после 30 лет кропотливых исследова ний и клинических наблюдений основатель психо анализа Зигмунд Фрейд сделал странный вывод, который и по сей день не принимают ни психологи, ни врачи - вывод, состоящий в том, что у страха вообще нет никакого объекта . "Страху присущи неопределённость и безобъектность" - говорил он.
Однако ни у кого не возникает сомнений, в том, что страх действительно существует, как говорит сам Фрейд в той же работе, "страх - это всегда нечто ощутимое" и недвусмысленное, чувство страха нас никогда не обманывает.
Начиная с 1894 года, то есть с момента рождения психоанализа, вопрос о страхе оставался и остаётся в центре внимания практикующих аналитиков, которые за это время, конечно, не пришли к единому и окончательному решению этого вопроса. Зато сумели задать его таким образом, чтобы дать повод для дальнейшего размышления, а не поставить в нём точку.
Психоанализ различает страх и фобию (боязнь). Бояться можно темноты или пауков, уколов или серебристых питонов с острова Суматра, а вот причина страха нематериальна; страх вызван не тем или иным объектом или событием, а неизвестной опасностью, "которую ещё предстоит обнаружить". Когда мы имеем дело со страхом, то нельзя однозначно сказать, чего именно мы боимся , поскольку возникает он безо всякой видимой причины. Тем не менее, это не значит, что причина отсутствует вовсе, и никакого спасения от страха не существует.
В отличие от фобии, страх не выполняет никакой позитивной охранительной или предупредительной функции . Если фобия напоминает об объекте опасности, от которого нужно либо защищаться, либо нападать на него, либо спасаться бегством, т.е. активизирует наш потенциал и заставляет принимать правильное решение, то страх, напротив, являет полный ступор, "беспомощность перед лицом опасности". Он парализует нашу волю, вводит в оцепенение тело, и не позволяет верно оценить ситуацию и принять правильное решение, а в ряде случаев ставит под угрозу и саму жизнь. Этот механизм хорошо известен голливудским режиссёрам, которые заставляют героя стоять соленым столбом именно в тот момент, когда на него на бешеной скорости несётся грузовик.
Учебники по психологии приводят массу классификаций различных фобий , а психотерапия неплохо научилась справляться с некоторыми из них: как в течение двух дней просто смотреть на насекомых, потом подойти поближе, потом потрогать пальчиком, а потом привыкните… Однако к решению вопроса о страхе , который к конкретному объекту не сводится, всё это имеет мало отношения. Ведь можно избавить человека от фобии перед насекомыми или земноводными, но страх, лежащий в самой основе становления субъекта, останется не тронутым. А просто сместится с одного объекта на другой. На освободившееся место всегда приходит новый объект, ведь лучше бояться чего-то определённого, умело избавиться от возможной встречи с этим объектом и таким образом контролировать свои чувства (как Котёнок Гав, который знает, как надо "правильно бояться, чтобы не было страшно"), чем поддаться неопределённому и всеохватывающему страху. По этой причине, психоанализ не видит особой ценности в бытовых рецептах "как избавиться от страха", во-первых, потому что универсальных и годных в любой ситуации советов быть не может, ведь все люди разные, а во-вторых, потому что простая адаптация к тому или иному объекту фобии ещё не избавляет от страха.
Если Фрейд говорил о том, что "бессознательное либидо отвергнутого представления появляется в форме страха" [DasUnbewußte , 1915], это не следует понимать по-житейски и сводить к простому чувству опасности перед тем или иным сексуальным объектом. Все помнят героя Толстого, который был воспитан настолько авторитарной мамашей, что всякое приближение привлекательной женщины вызывало в нём неописуемую панику и желание бежать на край света. Так вот Фрейд имеет в виду совсем обратное: страх является причиной, а не следствием некоторой душевной травмы .
Травма возникает в результате того, что не существовало защиты от страха, он не был никак экранирован и неожиданно вторгся во внутренние уделы души. Именно отвергнутое представление, - говорит Фрейд, - трансформируется в страх; он показывает себя в тех прорехах душевного мира, которые субъект не смог залатать. "То, что было отброшено и не принято внутрь душевного пространства, возвращается извне в форме страха", - повторяет французский психоаналитик Жак Лакан в своём семинаре, посвященном страху. [L’Angoise , 1962/63]. Иными словами, всякая травма - это результат вторжения никак неожиданного и необъяснимого страха .
Страх обнаруживает себя в ситуациях нарушения привычного жизненного ритуала или утраты ценного объекта . Вспомним, например, тот аффект, в котором пребывает герой Брюса Уиллиса из "Криминального чтива", когда вдруг не находит в перевезённых вещах часов своего отца, того объекта, без которого его собственная мужская идентичность ставится под вопрос. Заполучить часы, во что бы то ни стало, рискуя жизнью - это и есть его способ справиться со своим страхом. Вернуть часы - значит для него сохранить прежний уклад, удержать жизнь в привычном русле. Но иногда бывает так, что утраченное в прошлом уже нельзя вернуть назад, поэтому Фрейд и сравнивает эффект страха со скорбью по умершему, единственным лекарем которой является время. Поэтому для формирования защиты от страха требуется длительная творческая работа по символизации, поиску своего собственного, индивидуального механизма, связывающего страх и препятствующего его вторжению.
Дмитрий Александрович Ольшанский
Как уже говорилось, страх всегда подразумевает переживание какой-либо реальной или воображаемой опасности. Понимание опасности, её осознание формируется в процессе жизненного опыта и межличностных отношений, когда некоторые безразличные для ребёнка раздражители постепенно приобретают характер угрожающих воздействий. Обычно в этих случаях говорят о появлении травмирующего опыта.
Гораздо более распространены внушённые страхи. Их источник - взрослые, окружающие ребёнка, которые непроизвольно заражают ребёнка страхом, настойчиво указывая на наличие опасности.
Так же часто, как термин «страх», встречается термин «тревога».
Тревога - это предчувствие опасности, состояние беспокойства.
Если страх - аффективное (эмоционально заострённое) отражение в сознании конкретной угрозы для жизни и благополучия человека, то тревога - это эмоционально заострённое ощущение предстоящей угрозы.
В самом общем виде страх условно делится на ситуативный и личностный.
Ситуативный страх возникает в необычной, крайне опасной или шокирующей обстановке.
Личностно обусловленный страх предопределён характером человека, например его повышенной мнительностью, и способен появляться в новой обстановке или при контактах с незнакомыми людьми.
Ситуативно и личностно обусловленные страхи часто смешиваются и дополняют друг друга.
Страх также бывает реальный и воображаемый, острый и хронический. Реальный и острый страхи предопределены ситуацией, а воображаемый и хронический - особенностями личности.
Страх и тревога имеют свои аналоги в форме более устойчивых психических состояний: страх - в виде боязни, тревога - в виде тревожности. Объединяющей основой всех этих реакций и состояний является чувство беспокойства.
Современная психология делит 29 страхов на следующие виды:
Навязчивые страхи;
Бредовые страхи;
Сверхценные страхи.
К навязчивым страхам относятся: гипсофобия (страх высоты); клаустрофобия (боязнь закрытых пространств), агорафобия (боязнь открытых пространств), ситофобия (боязнь принимать пищу) и т.д. Эти страхи ребёнок испытывает в определённых, конкретных ситуациях, боится обстоятельств, которые могут их за собой повлечь.
Бредовые страхи - это страхи, причину появления которых найти просто невозможно. Бредовые страхи часто указывают на серьёзные отклонения в психике ребёнка.
Страхи, связанные с некоторыми идеями, называются сверхценными . Первоначально они соответствуют какой-либо жизненной ситуации, а потом становятся настолько значимыми, что ни о чём другом ребёнок думать уже не может. Эти страхи считаются самыми распространёнными.
Происхождение страха
Страх - неотъемлемое звено в эволюции человеческого рода, так как всегда предотвращал слишком опасные для жизни, безрассудные и импульсивные действия.
По мере развития психики человека и усложнения форм его жизни страх выражал всё более психологически тонкое разнообразие чувств и переживаний. Как и человек на ранних этапах своего социального развития, ребёнок первых лет жизни боится всего нового и неизвестного, одушевляет предметы и сказочные персонажи, опасается незнакомых животных и верит, что он и его родители будут жить вечно. У маленьких детей всё реально, следовательно, их страхи также носят реальный характер.
Только постепенно складывается объективный характер представлений, когда учатся различать ощущения, справляться с чувствами и мыслить абстрактно-логически. Усложняется и психологическая структура страхов вместе с приходящим умением планировать свои действия, появлением способности к сопереживанию, чувством стыда, вины, гордости и самолюбия.
В разных цивилизациях дети в своём развитии испытывают ряд общих страхов: в дошкольном возрасте - страх отделения от матери, страх перед животными, темнотой, в 6-8 лет - страх смерти. Насколько будет выражен тот или иной страх и будет ли он выражен вообще, зависит от индивидуальных особенностей психического развития и конкретных социальных условий, в которых происходит формирование личности ребёнка.
Недостаточная двигательная и игровая активность, а так же потеря навыков коллективной игры способствует развитию у детей беспокойства. Отсутствие эмоционально-насыщенных, шумных и подвижных игр существенно обедняет эмоциональную жизнь.
Страх, беспокойство у детей могут вызвать постоянно испытываемые матерью нервно-психические перегрузки вследствие подмены семейных ролей (прежде всего роли отца). Так, мальчики и девочки боятся чаще, если считают главной в семье мать, а не отца.
Наиболее чувствительны к конфликтным отношениям родителей дети-дошкольники. Если они видят, что родители часто ссорятся, то число их страхов выше, чем когда отношения в семье хорошие. Девочки более эмоционально ранимо, чем мальчики, воспринимают отношения в семье.
У детей-дошкольников из конфликтных семей более часто обнаруживаются страхи перед животными (у девочек), стихией, заболеванием, заражением и смертью, а также страхи кошмарных снов и родителей (у мальчиков). Все эти страхи являются своеобразными эмоциональными откликами на конфликтную ситуацию в семье.
Страхи у девочек более прочно связаны с формирующейся структурой личности, и прежде всего с её эмоциональной сферой. Как у девочек, так и у мальчиков интенсивность связей между страхами наибольшая в 3-5 лет.
Максимум страхов наблюдается в 6-8 лет, при уменьшении интенсивности связей между страхами, но страх при этом более сложно психологически мотивирован и несёт в себе больший познавательный заряд. Эмоциональное развитие в основных чертах заканчивается к 5 годам, когда эмоции отличаются зрелостью и устойчивостью. Начиная с 5 лет на первый план выходит интеллектуальное развитие, в первую очередь мышление. Ребёнок в большей степени, чем раньше, начинает понимать, что способно причинить ему вред, чего следует бояться, избегать.
На количество страхов оказывает влияние состав семьи. У девочек и мальчиков старшего дошкольного возраста число страхов заметно выше в неполных семьях, что подчёркивает особую чувствительность этого возраста к разрыву отношений между родителями. Именно в 5-7 лет дети в наибольшей степени стремятся идентифицировать себя с родителями того же пола.
Наиболее подвержены страху единственные дети в семье - эпицентр родительских забот и тревог. Единственный ребёнок находится, как правило, в более тесном эмоциональном контакте с родителями и легко перенимает их беспокойство.
Увеличение числа детей в семье, когда есть, с кем пообщаться, поиграть, обычно способствует уменьшению страхов, в то время, как увеличение числа взрослых может действовать противоположным образом, если они заменяют ребёнку весь окружающий мир, создавая искусственную среду, в котором нет места сверстникам, детскому смеху, радости, непосредственному выражению чувств.
Возраст родителей, также имеет немаловажное значение для возникновения страхов у детей. Как правило, у молодых, эмоционально непосредственных и жизнерадостных родителей дети менее склонны к проявлениям беспокойства и тревоги. У «пожилых» родителей (после 30) дети более беспокойны. Неудивительно развитие «поздних» детей под знаком чрезмерных забот и беспокойств. Впитывая тревогу родителей, они рано обнаруживают признаки беспокойства, перерастающего затем в инфантильность и неуверенность в себе.
Большинство страхов передаются детям неосознанно, но некоторые страхи, точнее - опасения, могут сознательно культивироваться родителями в процессе воспитания. В целом, матери более «успешно» передают детям беспокойство - тревожность - страхи, а отцы - мнительность, сомнения в правильности своих действий. Вместе это и порождает тревожно-мнительный способ реагирования у детей как базис возникновения страхов, опасений, предчувствий и сомнений.
В качестве причин страха Томкинс (Tornkins, 1963) называет драйвы, эмоции и когнитивные процессы. Некоторые исследователи (Bowlby, 1973) рассматривают развитие эмоции страха как функцию качества привязанности ребенка к матери. Другие исследователи, говоря о причинах страха, выделяют специфические события и ситуации.
Драйвы и гомеостатические процессы как активаторы страха
По сравнению с эмоциями и когнитивными процессами, драйвы и процессы, обеспечивающие гомеостаз организма, составляют наименее значимый класс активаторов страха. Драйв приобретает психологическое значение тогда, когда его интенсивность достигает критического уровня, когда он сигнализирует человеку об остром физиологическом дефиците. В этих случаях драйв активирует эмоцию, и такой эмоцией может быть страх. Томкинс приводит следующий пример:
Когда потребность в кислороде становится настолько критической, что активирует драйв, она в то же самое время активирует и аффект, и этим аффектом, как правило, является массированная реакция страха. Если препятствия, стоящие на пути удовлетворения потребности, не будут немедленно устранены, реакция страха перерастет в панику. Потребность в кислороде - одна из жизненно важных потребностей живого организма, и мощный аффект, сопровождающий ощущение удушья, гарантирует немедленную концентрацию внимания на удовлетворении потребности, и потому является одним из важнейших факторов безопасности (Tornkins, 1962, р. 46).
Эмоции как активаторы страха
Любая эмоция может активировать страх по принципу эмоционального заражения, о котором говорилось в главе 5. По мнению Томкинса, реакции испуга и возбуждения в силу сходства их нейрофизиологических механизмов с механизмами, лежащими в основе эмоции страха, часто являются активаторами последнего. Он полагает, что базовая взаимосвязь между эмоциями интереса, удивления и страха обусловлена сходством их нейрофизиологических механизмов. Томкинс считает, что <внезапное и полное освобождение от длительного и интенсивного страха активирует радость, тогда как частичное освобождение от страха вызывает возбуждение> (Tornkins, 1962, р. 290). Обратную связь между страхом и возбуждением мы наблюдаем, когда эмоция интереса-возбуждения перерастает в страх. Косвенное подтверждение тесной взаимосвязи между страхом и возбуждением можно найти в исследовании Балл (Bull, 1951), посвященном гипнотически внушенному страху. Она пишет о том, что испытуемые, переживая внушенный страх, одновременно стремились исследовать объект страха и избежать его. Балл рассматривает этот конфликт как доказательство двойственной природы страха. Теория дифференциальных эмоций интерпретирует подобный поведенческий конфликт как результат колебания между эмоцией страха (мотивирующей реакцию избегания) и эмоцией интереса (мотивирующей исследовательскую активность).
Специфические взаимосвязи между возбуждением и страхом или удивлением и страхом могут быть результатом научения. В процессе научения человека и приобретения им эмоционального опыта активаторами страха могут становиться любые эмоции. Кроме того, страх сам для себя является активатором. Переживая страх и выражая его в поведении, человек получает обратную связь от собственной эмоциональной экспрессии, и это может усиливать его страх. В этом смысле само по себе переживание страха пугает человека.
Когнитивные процессы
Страх (как и любая другая эмоция) может быть результатом когнитивной оценки ситуации как потенциально опасной; Томкинс называет такую причину когни-тивно сконструированной. Действительно, когнитивные процессы составляют самый обширный, самый распространенный класс активаторов страха. Так, например, страх может быть вызван воспоминанием об определенном объекте, мысленным образом объекта или антиципацией определенной ситуации. К сожалению, эти когнитивные процессы довольно часто отражают не реальную угрозу, а вымышленную, в результате чего человек начинает бояться ситуаций, не представляющих реальной угрозы, или слишком многих ситуаций, или жизни вообще. Воспоминание о пережитом страхе или ожидание страха само по себе может быть активатором страха. Если человек ошибочно воспринимает другого человека как источник угрозы, он может испытывать страх не только при реальной встрече с ним, но и когда думает о нем или ожидает его увидеть. Таким образом, человек, предмет или ситуация могут стать источником страха в результате: а) формирования гипотез (воображаемых источников вреда), б) ожидания вреда, в) непосредственного столкновения со сконструированным (воображаемым) объектом страха (Tornkins, 1963, р. 66).
ЕСТЕСТВЕННЫЕ АКТИВАТОРЫ СТРАХА
Как и в случае с другими эмоциями, попытка жесткой классификации активаторов страха, отнесения их к двум противоположным категориям (врожденные и приобретенные), представляется мне не слишком продуктивной. Однако для каждой базовой эмоции, по-видимому, существуют такие активаторы, корни которых глубоко уходят в наше эволюционно-биологическое наследие. Но этот факт не должен быть источником тревоги или пессимизма: даже наша биологическая предрасположенность испытывать страх перед теми или иными событиями может претерпеть изменения в процессе научения и обретения опыта.
Вместо того чтобы делить активаторы страха на естественные и приобретенные, было бы разумнее поразмышлять о роли биологии и опыта в активации страха. Психиатр Джон Боулби (Bowlby, 1969) говорите том, что определенные объекты, события и ситуации имеют тенденцию пробуждать страх, то есть являются <естественными сигналами> опасности. В своем подходе и терминологии он отталкивался от исследований биологов и этологов, изучавших поведение животных в их естественных условиях обитания. В качестве естественных сигналов опасности Боулби называет только четыре фактора, а именно: боль, одиночество, внезапное изменение стимуляции и стремительное приближение объекта. Эти факторы не обязательно являются врожденными, внутренними активаторами страха, но мы, по-видимому, биологически предрасположены реагировать на них страхом. Несмотря на свою малочисленность, естественные сигналы опасности лежат в основе многих производных и культуральных активаторов страха.
Боль и антиципация боли
Боль, первый и важнейший из естественных активаторов страха, воистину хороший учитель. Страх, вызванный ожиданием боли, чрезвычайно ускоряет процесс научения. Любой объект, событие или ситуация, связанные с переживанием боли, могут стать условными стимулами, повторная встреча с которыми напоминает индивиду о прошлой ошибке и о переживании боли. Что именно вызывают эти условные стимулы, до сих остается предметом дискуссий. Долгое время психологи считали, что животное избегает повторения ситуации, некогда вызвавшей у него боль, потому что данная ситуация является для него условным сигналом страха, который, в свою очередь, и заставляет животное избегать повторения ситуации. Однако, по мере того как животные научаются избегать опасных ситуаций, сама способность к избеганию исключает или заметно снижает их страх. Многочисленные эксперименты показывают, что при многократном предъявлении опасного стимула животные успешно избегают его, не выказывая признаков страха.
Эта способность к <изживанию> страха играет чрезвычайно адаптивную роль как в жизни животных, так и в жизни человека, она подтверждает тезис о том, что боль является хорошим учителем. Мы научаемся избегать потенциально болезненных ситуаций без всяких негативных последствий для себя, порой даже не испытывая страха перед болью. По-видимому, ожидание боли вызывает у индивида страх только тогда, когда он не уверен в том, что сумеет избежать опасности. Приняв этот постулат, мы можем задаться вопросом: что же на самом деле происходит внутри нас, чем мотивированы те наши действия, которые направлены на избегание опасных ситуаций и которые мы совершаем практически ежедневно?
Рассмотрим ситуацию, когда человеку нужно перейти оживленный перекресток, не оборудованный светофорами. В этом случае существует потенциальная опасность оказаться под колесами автомобиля, но несмотря на это, большинство людей не испытывают особого страха, перебираясь через дорогу. Однако для большинства из нас (хотя бы мы никогда не попадали под машину) неожиданное приближение мчащегося на полной скорости автомобиля является приобретенным сигналом опасности.
Для того чтобы научиться испытывать страх в определенной ситуации, совсем не обязательно испытать боль. На самом деле многие из людей, страдающих фобиями, не смогут назвать вам ни одного случая, когда бы объект их страха причинил им вред. Впрочем, вполне возможно, что они, некогда все же испытав боль, связанную с предметом своей фобии, просто забыли о ней, но об этом мы поговорим позже. В любом случае, за многими из наших страхов и фобий не стоит никакого конкретного негативного опыта.
Одни люди боятся змей, хотя, мало того, что никогда не были укушены змеей, но вообще никогда не сталкивались с ними в естественной обстановке. Другие боятся летать на самолете, хотя никогда не попадали в авиакатастрофу. Таким образом, наши страхи и фобии взрастают не только на почве реальных переживаний боли, они могут оказаться плодом чистой фантазии.
Вернемся, однако, к приведенному выше примеру с оживленным перекрестком. Маленький ребенок, который только учится правилам дорожного движения и постоянно слышит предостережения родителей и воспитателей, может испытывать страх в этой ситуации. Но старшие дети, так же как подростки и взрослые, безбоязненно переходят через дорогу, и это объясняется тем, что они приобрели опыт успешного избегания опасности. Навык избегания выступает как один из способов регуляции страха и защиты от потенциальной угрозы. Возможно, что на особо оживленных перекрестках вы испытываете небольшой страх, и это еще раз напоминает нам о том, что страх, как и любая другая эмоция, не несет в себе абсолютистских черт, не становится знанием <либо-либо>. Страх может быть настолько слабым, что будет переживаться вами лишь как смутное предчувствие опасности, и наоборот, он может быть настолько интенсивным, что вас охватит ужас. В детстве, когда вы только учились переходить через дорогу, ваше поведение было мотивировано скорее предчувствием страха, нежели предчувствием боли. Это предчувствие страха может присутствовать и у взрослого человека, помогая ему успешно избегать опасностей на трудной стезе пешехода. Однако большинство из нас, по-видимому, достигает такого уровня развития навыка, что необходимость перейти через дорогу не вызывает даже предчувствия страха; мы безбоязненно перебегаем через дорогу, повинуясь неожиданно вспыхнувшему интересу к какому-то объекту на противоположной стороне улицы.
Анализ этого примера показывает нам, в какой последовательности развивается мотивация нашего поведения по мере совершенствования навыков избегания опасности, и эта последовательность такова: предчувствие боли, предчувствие страха, интерес. При определенных условиях, например, если человек, переходя через дорогу, недооценивает скорость приближающегося автомобиля, его интерес может смениться предчувствием страха, которое в свою очередь может вызвать предчувствие боли и развернутую эмоцию страха, которая обратит его в бегство. Благодаря этой мотивационной иерархии мы сохраняем бдительность, необходимую для успешного избегания опасности. Наши визуальные и моторные навыки так точны именно потому, что эмоция интереса с легкостью перерождается в эмоцию страха.
Одиночество
Другим естественным активатором страха является одиночество. Зачастую, оставаясь в одиночестве, человек ощущает угрозу своей безопасности, но стоит ему оказаться среди людей, как страх отступает. Старая пословица гласит: <На миру и смерть красна>. Как всякое обобщение, эта народная мудрость применима далеко не всегда, но мысль, заключенная в ней, безусловно, заслуживает внимания.
Ребенок, самостоятельно переходящий через дорогу, имеет больше шансов попасть под машину, чем тот, который переходит через дорогу вместе со взрослым. Боулби проанализировал статистику дорожно-транспортных происшествий, жертвами которых стали дети, в одном из районов Лондона. Из пострадавших детей 44 % в момент дорожно-транспортного происшествия находились на дороге одни, 34 % - со сверстниками.
В определенных ситуациях для взрослого одиночество также может стать фактором риска. Очевидно, что, отправляясь в одиночку в кругосветное плавание, в горы или в пещеры, человек подвергает себя большой опасности. Разумеется, эти ситуации не очень типичны, но, скажем, ночные прогулки по городу также могут таить в себе много опасностей.
Внезапное изменение стимуляции
Действенность фактора внезапного изменения стимуляции как активатора страха исследована недостаточно, но одна из разновидностей этого условия изучалась еще на заре развития бихевиоризма. Уотсон и Рэйнор (Watson, Raynor, 1920), пытаясь выявить врожденные эмоции, провели ряд экспериментов на младенцах. Результаты этих экспериментов привели Уотсона к заключению, что эмоция страха может быть вызвана внезапной потерей опоры. Возможно, в данном случае Уотсон наблюдал не столько эмоцию страха, сколько реакцию испуга.
В экспериментах младенцы часто отвечают негативной эмоциональной реакцией на перемещение из рук матери в руки экспериментатора. Даже такого рода изменение стимуляции способно вызвать у маленького ребенка физический дискомфорт или негативную эмоцию, но это не обязательно эмоция страха. По-видимому, для того чтобы рассматривать внезапное "изменение стимуляции в качестве естественного сигнала опасности, следует определить данный примерно так: внезапные изменения стимуляции, к которым индивид не в состоянии приспособиться, могут служить для него сигналом опасности и вызывать эмоцию страха.
Внезапное приближение
К естественным активаторам страха Боулби относит внезапное приближение. Мы не располагаем достаточными данными, которые позволяли бы нам с уверенностью поддержать его точку зрения. Реакция избегания, которую демонстрировали новорожденные дети в ответ на внезапное приближение крупного объекта, была интерпретирована Бауэром (Bower, 1971) как реакция страха. Однако Бауэр не имел в своем распоряжении системы объективного кодирования эмоционально-экспрессивных реакций, которой сейчас располагаем мы. Критерии, на основании которых он интерпретировал наблюдаемые им реакции как проявления страха, не отвечают современным стандартам. Так, например, если ребенок отворачивал голову и плакал, Бауэр делал вывод о наличии страха. Хотя заключение Бауэра не совсем безосновательно, следует иметь в виду, что отворачивание головы и плач могут также свидетельствовать о физическом дискомфорте или служить проявлениями базовой защитной реакции.
Результаты некоторых исследований позволяют предположить, что внезапное приближение объекта может являться естественным активатором гнева. Много лет тому назад психиатр Рене Шпитц заметил, что восьмимесячные младенцы иногда реагируют на приближение незнакомого человека реакцией страха или тревоги. На протяжении многих лет в большинстве учебников и научных журналов фигурировал вывод о том, что в восьмимесячном возрасте все дети вдруг начинают обнаруживать тревогу при приближении незнакомца. Потребовалось несколько лет систематических исследований, прежде чем ученые смогли с уверенностью заявить, что приближение незнакомца не обязательно вызывает у младенцев страх, что дети могут обнаруживать при этом и интерес, и радость, и гнев. Лишь при определенных условиях они реагируют на приближение незнакомого человека страхом. Важными факторами страха в данной ситуации являются внешность незнакомца и скорость, с которой он приближается к ребенку. Обнаружено, что у младенца скорее вызовет страх стремительное приближение крупного мужчины, чем приближение ребенка. Таким образом, стремительное приближение объекта при определенных условиях может служить, по крайней мере для младенцев, естественным сигналом опасности (Lewis, Rosenblum, 1978).
Необычность
Необычность как фактор страха следует рассматривать в дополнение к перечню естественных сигналов опасности Боулби. Данный фактор можно отнести к той категории стимулов, о которых некоторые психологи говорят в терминах гипотезы несоответствия (Bronson, 1972: Kagan, Kearsley, Zeiazo, 1978). В общем виде эта гипотеза постулирует, что любой стимул, достаточно отличный от привычных стимулов, может активировать эмоцию, причем степень несоответствия этого стимула привычным стимулам, по мнению некоторых психологов, влияет на тип и интенсивность активируемой эмоции. Хотя в рамках данной гипотезы невозможно объяснить, почему тот или иной <несоответствующий> стимул активирует конкретную эмоцию, она тем не менее имеет некоторую объяснительную силу. Очевидно, что стимул умеренной степени несоответствия может активировать эмоцию интереса, тогда как несообразно измененный стимул может активировать страх.
Когда незнакомый стимул характеризуется высокой степенью несоответствия, то есть его качество и интенсивность не соответствуют прошлому опыту индивида, вероятность активации страха значительно возрастает. Вы, наверное, уже задаетесь вопросом - в чем разница между понятиями <необычность> и <несоответствие>?
В данном контексте, говоря о <необычности> стимула, мы имеем в виду, что стимул не только отличен от знакомых индивиду, но и представляется ему в некотором роде <странным>, <непонятным>. Именно в силу своей странности и непонятности он чужероден индивиду и воспринимается им как источник угрозы. Так, например, шимпанзе с головой нормальных размеров, но необычно маленьким и в то же время функционирующим телом воспринимается другими особями как чрезвычайно странный объект. По данным экспериментов Хебба, один вид головы шимпанзе без тела также вызывает у других обезьян сильнейший страх.
Результаты экспериментов с детьми согласуются с наблюдениями Хебба (Schwartz, Izard, Ansual, 1985). Исследователи предъявляли детям объемные маски искаженных человеческих лиц, это были точные копии тех масок, которые использовал в своем исследовании Каган (Kagan et а1., 1978). В лаборатории был устроен небольшой <театр>. Ребенка усаживали на расстоянии четырех футов от импровизированной сцены в отгороженную с трех сторон кабинку, так что он мог видеть только сцену; затем открывался занавес, и перед ребенком возникала либо маска нормального человеческого лица, либо маска одноглазого уродца, которая приближалась к нему либо постепенно, либо стремительно.
Дети по-разному реагировали на предъявляемые им маски. Одни выказывали сильнейший интерес, другие протестовали и выказывали гнев, третьи реагировали развернутым мимическим выражением страха. Страх проявили около 20 % 7-месячных детей и около 35 % детей в возрасте 14 месяцев. Анализ результатов исследования показал, что скорость приближения маски и степень ее <необычности> не оказывали существенного влияния на реакцию ребенка. Эмоциональные реакции конкретного ребенка при разных условиях и разных типах масок были практически одинаковы. Исследователи пришли к выводу, что человеческая маска размером с нормальную человеческую голову, помещенная на белую квадратную панель (12 х х 12 дюймов), является для младенцев столь же несоответствующим и необычным объектом, каким для особей шимпанзе в экспериментах Хебба являлась голова шимпанзе без тела. Таким образом, несмотря на невозможность точного определения понятия <необычность> или <странность>, фактор необычности, по-видимому, можно считать одним из естественных сигналов опасности.
Высота как активатор страха также может рассматриваться в качестве естественного сигнала опасности. При определенных условиях и на определенном этапе индивидуального развития дети начинают бояться высоты. Изучение реакции младенцев на высоту проводили с помощью специального сооружения, называемого <ложным провалом>. Оно представляет собой большой стол со стеклянной поверхностью, к нижней стороне которой прикрепляется клетчатая скатерть, причем на одной половине стола скатерть прикрепляется непосредственно к стеклу, а на другой она размещается двумя футами ниже. В середине стола устанавливается прочная непрозрачная доска, на которую усаживают ребенка. Таким образом, ребенок, глядя в одну сторону, видит стол, покрытый скатертью, а глядя в другую - имитированный обрыв.
Для изучения реакций младенцев на ложный провал Кэмпос и соавт. (Campos et а1., 1978) применяли следующие процедуры. Первая заключалась в том, что ребенка усаживали на доску в середине стола, а затем всевозможными способами заманивали на ту сторону стола, где был ложный провал. В другом случае ребенка осторожно помещали либо на <мелкую> половину стола, либо на <глубокую> (техника непосредственного помещения)
Кэмпос обнаружил, что очень маленькие дети (6 месяцев и меньше) не выказывают видимых признаков страха, когда их помещают на <глубокую> половину стола. Некоторые ученые объясняют это тем, что в этом возрасте у детей еще не сформировано восприятие глубины и поэтому они не способны к восприятию связанной с ней опасности. Однако Кэмпос, используя технику непосредственного помещения, показал, что даже в этом возрасте дети способны воспринимать разницу между <мелкой> и <глубокой> половинами стола. Он пришел к этому выводу, измеряя у маленьких испытуемых частоту сердечных сокращений. Когда младенцы находились на <мелкой> половине стола, частота сердечных сокращений была у них ниже, чем на <глубокой> половине. По данным Лэси (Lacey, 1967), снижение частоты сердечных сокращений характерно для процесса ориентировки и связано с восприятием и обработкой новой информации. Как уже говорилось, эмоция интереса первоначально сопровождается снижением частоты сердечных сокращений. Следовательно, мы имеем основания предполагать, что дети, находясь на <мелкой> половине стола, испытывали интерес и воспринимали и обрабатывали информацию, поступающую от зрительных рецепторов.
Когда младенцев переносили на <глубокую> половину, частота сердечных сокращений у них резко возрастала, и это свидетельствовало о том, что младенцы отличали одну половину стола от другой, а единственное видимое различие между ними, даже для взрослого человека, заключалось в расстоянии от поверхности стола до клетчатой скатерти. Результаты эксперимента Кэмпоса косвенно указывают на то, что 6-7-месячные дети способны к восприятию глубины.
Вскоре другими исследователями была разработана новая процедура эксперимента, которая позволяла непосредственно оценить способность младенцев к восприятию глубины (Fox, Aslin, Shea, Durnais, 1980). Младенцу предъявляли двухмерный и трехмерный образцы стимульного материала, они были абсолютно идентичны за исключением одного дополнительного измерения, соответствующего параметру глубины. Фоке и соавт. показали, что уже в 4-месячном возрасте младенцы имеют хотя бы рудиментарное восприятие глубины. Таким образом, изменение частоты сердечных сокращений, отмеченное у младенцев в эксперименте Кэмпоса, и пер-цептивная дискриминация двух-и трехмерных стимулов, зарегистрированная в эксперименте Фокса, прямо и косвенно свидетельствуют о том, что 4-месячные дети способны к восприятию глубины.
Тот факт, что дети в возрасте от четырех до семи месяцев не обнаруживали страха перед <ложным провалом>, объясняется не отсутствием у них способности к восприятию глубины, а другими факторами. Проведя серию оригинальных экспериментов, Кэмпос и соавт. показали, что фактор возникновения страха перед <ложным провалом> складывается из двух составляющих - способности к восприятию глубины и способности к передвижению (на основе как минимум трехнедельного опыта ползания). Вполне возможно, что есть и другие факторы, однако Кэмпосу не удалось выявить их. На сегодняшний день известно лишь, что, несмотря на то что дети начинают ползать в разном возрасте (от семи до одиннадцати месяцев), они обнаруживают страх перед ложным провалом только после трехнедельного опыта ползания.
КУЛЬТУРАЛЬНЫЕ СИГНАЛЫ ОПАСНОСТИ: РОЛЬ НАУЧЕНИЯ И ОПЫТА
Мы уже рассматривали один из способов научения страху - простое обусловливание (или ассоциативное научение). В этом случае эмоция страха связывается с каким-то нейтральным стимулом: со временем этот нейтральный стимул начинает активировать страх в отсутствии исходного (безусловного) стимула. Стимулы, ассоциированные, например, с болью, становятся условными и начинают самостоятельно сигнализировать об опасности и активировать страх. Суть обусловливания заключается в том, что индивид подвергается воздействию некоего безусловного стимула (например, боли) в присутствии стимула, который должен стать условным. Однако возникновение многих человеческих страхов не всегда укладывается в жесткую логику процесса обусловливания. Многие страдающие фобиями люди не могут связать свою проблему с каким-либо травматическим переживанием или безусловным стимулом, который в прошлом вызвал у них боль или страдание. Но об этом мы поговорим позже.
Многие наши страхи являются результатом особой формы научения, которую можно было бы назвать <социальным заимствованием>. В определенных обстоятельствах эта форма научения может быть чрезвычайно эффективной. Так, когда маленький ребенок наблюдает реакцию страха у отца, то вероятность того, что он начнет бояться того же объекта, который испугал отца, очень велика.
Минска, Дэйвидсон, Кук и Кэйр (Mineka, Davidson, Cook, Keir, 1984) изучали роль социального заимствования в развитии страхов у макак резусов. Некоторые из наблюдаемых ими обезьян выросли в естественных условиях и попали в лабораторию только в возрасте четырех-шести лет. У этих обезьян большой страх вызывали змеи и любые объекты змееподобной формы. Обезьяны, родившиеся и выращенные в лаборатории, то есть не имевшие опыта жизни на воле, не боялись змей.
Удивительно - прошло по меньшей мере 24 года с тех пор, как первые из лабораторных макак были завезены из Индии, однако они до сих пор обнаруживали страх перед змеями! Воистину, страх - хороший учитель. Переживания, связанные со страхом, навсегда запечатлеваются в нашем сознании.
В исследовании Мински обезьяны, выросшие на воле и обнаруживавшие страх перед змеями, стали для лабораторных обезьян своего рода образцами для подражания: наблюдая за ними, обезьяны очень быстро научались бояться змей. В качестве стимульного материала экспериментаторы использовали живого удава, чучело змеи, игрушечную резиновую змею, черный электрический шнур и четыре нейтральных предмета, таких, например, как деревянный брусок. В клетку подавался прозрачный плексигласовый ящик, который перемещался по направлению к животным. В дальнем конце ящика на планке лежала какая-нибудь пища; чтобы завладеть ею, обезьяне достаточно было протянуть руку. При этом на дне ящика находился один из стимульных объектов - живая змея, змееподобный предмет или нейтральный предмет. Когда в ящике была змея, дикие обезьяны демонстрировали реакции, которые Минека интерпретировала как проявления страха. В отсутствие своих диких собратьев лабораторные обезьяны не выказывали никаких признаков страха; их реакции на змею, змееподобные и нейтральные объекты были совершенно одинаковыми. Однако, когда лабораторным обезьянам предоставлялась возможность наблюдать реакцию диких обезьян, они быстро и надолго научались испытывать страх перед змеями и змееподобными объектами. По наблюдениям Мински, <заимствование> реакции страха происходило независимо от факта наличия детско-родительских отношений между <подражателем> и <образцом>. Любопытно, однако, что в тех случаях, когда <подражатель> был детенышем <образца>, заимствование происходило несколько быстрее, а реакция страха была несколько интенсивнее.
Эти захватывающие эксперименты по изучению социального заимствования дают нам много интересной и полезной информации. Они ясно показали, что для усвоения страха не обязательно иметь опыт непосредственного столкновения с опасным стимулом. Кроме того, они продемонстрировали, какую мощную роль в процессе научения играет эмоциональная экспрессия, 0безьяны-<подражатели> не имели непосредственных контактов с обезьянами-<образцами>, ни разу за время проведения эксперимента <образец> не притронулся к <подражателю>. Всю информацию <подражатели> черпали только из экспрессивного поведения других обезьян, которое ясно сигнализировало им об опасности. Складывается впечатление, что для обезьян-<подражателей> исходным стимулом был сигнал об опасности, а змея выступала лишь как условный раздражитель. Результаты исследования Мински позволяют предполагать, что происхождение очень многих наших страхов объясняется феноменом социального заимствования.
Предположение о том, что выражение страха, демонстрируемое обезьяной-<образцом>, являлось для <подражателя> препотентным, или биологически запрограммированным, стимулом страха, подтверждается результатами других исследований, изучавших роль эмоциональной экспрессии в процессе обусловливания. Оуман и Димберг (Ohman, Dimberg, 1978), а также Opp и Ланцетта (Orr, Lanzetta, 1980) показали, что процесс обусловливания происходит быстрее тогда, когда испытуемый, подвергающийся воздействию электрического разряда (безусловный стимул), видит испуганные человеческие лица, нежели тогда, когда он видит радостные лица. Даже при отсутствии подкрепления вид испуганного человеческого лица усиливает эмоциональную реакцию испытуемого на другой условный стимул. Точно так же предъявление испытуемому испуганного лица в процессе угасания условной связи способно значительно замедлить этот процесс. Ланцетта и Opp (Lanzetta, Orr, 1986), вырабатывая у своих испытуемых условную реакцию страха, в качестве безусловного стимула использовали удар электрического тока, а в качестве условного - лица, выражавшие радость или страх. Они обнаружили, что даже после отсоединения электродов, когда уже не было реальных оснований для страха, у испытуемых, которым предъявлялись испуганные выражения лиц, отмечался более высокий уровень активации вегетативной нервной системы (более высокий уровень кожно-гальванической реакции), чем у тех испытуемых, которые видели радостные лица. Результаты этих двух исследований подтверждают предположение о том, что выражение страха является препотентным, или биологически запрограммированным, активатором страха и объясняют, почему наблюдение за эмоциональной экспрессией в ситуациях угрозы (как, например, в экспериментах Мински) ускоряет процесс <заимствования> страха.
ВЛИЯНИЕ ПРИВЯЗАННОСТИ НА МЕХАНИЗМЫ ЗАИМСТВОВАНИЯ СТРАХА
Минска обнаружила любопытный факт: не все лабораторные обезьяны, наблюдая за поведением диких обезьян, усваивали их страх перед змеями. В каждом эксперименте 10-30% обезьян-наблюдателей> не обнаруживали страха. В чем причина этого феномена? Является ли подобное бесстрашие некой врожденной чертой или его можно объяснить различиями в индивидуальном опыте, и в том числе особенностями воспитания? Вполне возможно, что одна из важных причин индивидуальных различий в легкости заимствования страха кроется в раннем социальном опыте индивида, в привязанности, которая возникает между младенцем и его первым воспитателем, или объектом привязанности.
НЕУСТОЙЧИВАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ КАК ИСТОЧНИК СТРАХА
Джон Боулби (Bowlby, 1969) первым заговорил о первичном носителе заботы или объекте привязанности как об источнике базового чувства безопасности, с одной стороны, и чувства неуверенности и страха - с другой. Известно, что участливое сопереживание облегчает страдание. Сопереживание может ослабить и страх, но для этого человек, проявляющий участие, должен быть бесстрашным или уметь контролировать свой страх. Наверное, каждый из нас может вспомнить случай из своей жизни, когда присутствие друга помогало преодолеть страх. И наоборот, изоляция, одиночество усиливают страх. В ситуации угрозы одно лишь присутствие надежного друга может создать мощную преграду страху, и большинство людей, наверное, согласятся с утверждением Боулби, что для ребенка таким человеком является тот, к кому он эмоционально привязан.
По мнению Боулби, в раннем детстве, когда закладываются основы личности, самыми значимыми, с точки зрения привязанности и доверия, являются для человека фигуры матери и отца (или заменяющих их людей). Если в этот важный период родители находятся рядом с ребенком и внимательны к его нуждам, то у ребенка формируется прочная привязанность к ним. Она создает базу для развития чувства безопасности и доверия к жизни, помогающих ребенку исследовать окружающий мир и расширять его горизонты. Боулби считает, что дети со сформированным чувством безопасности менее восприимчивы к страху, пока у них сохраняется доверие к объекту привязанности. Это чувство доверия, начатки которого сформированы в младенчестве, продолжает развиваться в детстве и в подростковом возрасте и сохраняется до конца жизни.
Боулби пришел к выводу, что детские и подростковые страхи не могут быть вызваны одним лишь воображением. У детей и подростков, склонных к страхам, по видимому, нет доверия к объекту привязанности, который в критические периоды жизни был недоступен для них или оказался недостаточно чуток к их нуждам. По мнению Боулби, основными факторами недоверия и склонности к страху являются угроза быть брошенным и угроза потери родителя (часто ощущаемая детьми в ситуации ссоры родителей).
Боулби доказывает, что несформированность базового чувства безопасности является причиной некоторых детских фобий. Основываясь на своих клинических наблюдениях, он утверждает, что боязнь школы обусловлена одним из четырех типов внутрисемейных отношений, каждый из которых соответствует той или иной разновидности непрочной, или тревожной, привязанности. По наблюдению Боулби, страх и тревога ребенка очень часто являются прямым отражением родительского страха. Кроме того, Боулби отмечает, что тревожный тип привязанности может приводить к развитию агорафобии (боязнь открытых пространств или боязнь выходить из дома) и что для людей, страдающих агорафобией, и для детей, страдающих школьными фобиями, характерна одна и та же модель внутрисемейных отношений. Действительно, многие пациенты, страдающие агорафобией, заявляют о том, что в детстве боялись школы.
Большинство ученых сходятся во мнении, что фобии - интенсивные, иррациональные страхи, связанные с определенными объектами или ситуациями, - являются приобретенными расстройствами. Однако ученые расходятся в суждениях о том, каким образом человек приобретает их. Некоторые рассматривают фобии просто как условные эмоциональные реакции. Другие считают, что в основе этих условных эмоциональных реакций лежит биологическая предрасположенность (или готовность) индивида реагировать страхом на определенные стимулы.
Джейкобс и Нэйдел (Jacobs, Nadel, 1985) утверждают, что страхи и фобии взрослых людей имеют специфические характеристики, не соответствующие классической модели обусловливания. Приведем перечень выделяемых авторами специфических характеристик фобий:
1. Пациенты, страдающие фобиями, не могут припомнить ни одного случая, когда пугающий объект причинил бы им хоть какой-нибудь вред. Фобии возникают как будто внезапно, без всяких видимых причин.
2. Пациенты, страдающие фобиями, могут перечислить множество вредоносных событий, которые не вызывали у них страха и не привели к развитию фобии.
3. Умеренный страх может возникнуть после периода стресса, не охарактеризованного сколько-нибудь специфическим травматическим событием.
4. Манифестации страха или фобии происходят без всякой видимой связи с контекстом ситуации или со специфическим событием.
5. Некоторые фобии (например, агорафобия) приобретают столь генерализован-ный характер, что индивид не в состоянии понять, чего именно он боится.
6. Страхи пациентов с фобиями не исчезают после многократного и систематического столкновения с пугающим объектом даже при отсутствии отрицательных последствий этого столкновения, - и это несмотря на то, что пациенты осознают иррациональность своих страхов.
Джейкобс и Нэйдел выделяют два условия, создающие почву для формирования страха, который позже может перерасти в фобию. Оба условия - незрелость нервной системы и тяжелый стресс - могут серьезно нарушить процесс научения. По мнению авторов, научение в период младенчества осуществляется в основном за счет возможностей таксонной системы. Такой способ научения развивает реакцию страха, однако не позволяет усваивать информацию контекстуального характера.
В первые два года жизни человека гиппокамп - структура, опосредующая процесс контекстуального научения, - еще недостаточно развит, чтобы функционировать в полную силу. Если в этом возрасте ребенок будет напуган некими естественными сигналами опасности (такими, как высота, одиночество, необычность объекта), то не исключена вероятность ассоциирования страха с теми или иными случайными объектами, сопутствовавшими ситуации испуга, в результате чего эти случайные объекты могут стать условными стимулами страха. Младенец еще не способен к контекстуальному научению, его память не сохраняет информацию контекстуаль-ного, или пространственного, характера, он не в состоянии зафиксировать, когда, где и при каких обстоятельствах обретена им условная реакция страха. Став взрослым, он не в состоянии будет понять, откуда произошли его неуместные и неадекватные реакции на внешне безобидный объект. Такого рода внеконтекстуальные младенческие страхи заявляют о себе, как правило, в периоды тяжелого стресса, когда гиппокамп отказывается исполнять функцию контроля над поведением, отдавая ее на откуп таксонной системе. В этом состоянии человек вспоминает (или заново приобретает) инфантильные страхи, он актуализирует младенческие условные связи и переживания, забытые ввиду отсутствия контекстуальной информации о них.
Таким образом, стресс повышает вероятность манифестации инфантильного страха и создает почву для развития фобии.
Эмпирические предпосылки, от которых отталкивались Джейкобс и Нэйдел. рассуждая о природе фобии, были опровергнуты Макнолли (McNally, 1989). Он утверждает, что далеко не все пациенты, страдающие фобиями, не в состоянии вспомнить, при каких обстоятельствах у них возник страх; как правило, это характерно только для пациентов, страдающих боязнью животных, да и то, вероятно, потому, что корни фобии уходят в раннее детство.
Макнолли также утверждает, что приступы агорафобии, напротив, в обязательном порядке привязаны к контексту ситуации. По его мнению, ситуации, вызывающие агорафобию, всегда имеют общие черты - они воспринимаются человеком как ловушка и вызывают у него чувство беспомощности. Таким образом, поездка в лифте, деловое собрание, прогулка по улице или посещение театра - ситуации, которые не имеют ничего общего между собой для здорового человека, - для пациента, страдающего агорафобией, психологически равнозначны. И наконец, Макнолли отмечает, что люди, страдающие фобиями, научаются избегать любых столкновений с пугающим объектом, в результате чего объект сохраняет свою пугающую силу. Таким образом, длительное существование фобии может быть объяснено скорее нехваткой опыта реальных столкновений с пугающим объектом, нежели неспособностью справиться со страхом.
СТРАХИ: ВРОЖДЕННЫЕ ИЛИ ПРИОБРЕТЕННЫЕ?
Некоторые эмоции и некоторые экспрессивные реакции, по-видимому, имеют в своей основе некие врожденные механизмы, облегчающие их развитие, или, по крайней мере, - биологически запрограммированные стимулы. То есть, если новорожденному ребенку предъявить эффективный стимул, он скорее всего отреагирует на него соответствующей экспрессивной реакцией. Так, например, горький вкус вызывает на лице младенца выражение отвращения. Как уже говорилось в главе 1 1, боль и определенные типы стресса, как правило, вызывают у младенцев реакцию гнева. Движение, и особенно движения человеческого лица, стимулируют у новорожденного ребенка интерес, а высокий человеческий голос можно считать первым активатором социальной улыбки.
Что касается биологически запрограммированных стимулов страха, то здесь мы не располагаем столь же точными и убедительными данными, однако можно, по-видимому, говорить о препотентности определенных стимулов или условий, поскольку мы с легкостью научаемся бояться их. Так, в экспериментах Минеки обезьяны реагировали выраженной реакцией страха не только на предъявление настоящей змеи, но и змееподобных предметов, причем, чем менее было выражено сходство предмета с объектом страха, тем менее выраженной становилась и реакция страха. Очевидно, обезьяны имеют биологическую предрасположенность к усвоению страха перед змеями.
Некоторые объекты и ситуации с большей силой, чем другие, сигнализируют нам об опасности, и мы называем их естественными активаторами страха. Естественными сигналами опасности являются боль, одиночество, необычность объекта, внезапное приближение объекта, внезапное изменение стимуляции и, возможно, высота. Очевидно, что, если бы человек при любых условиях воспринимал перечисленные стимулы как опасные, его адаптация была бы серьезно затруднена. Если бы мы совершенно не умели выносить одиночества, у нас никогда бы не развились такие личностные черты, как независимость и уверенность в себе. Если бы мы не умели сохранять спокойствие при встрече с новым, мы никогда бы не смогли выйти за пределы уже знакомого. Однако не следует недооценивать роль естественных активаторов страха. Очень многие объекты и ситуации, вызывающие у нас страх, являются производными этих естественных активаторов страха. Механизмы, которые готовят человека к восприятию возможной угрозы, чрезвычайно полезны с точки зрения адаптации и выживания. Для того чтобы избежать опасности, нам нет нужды каждый раз испытывать страх, ибо само представление о возможной опасности позволяет нам успешно избегать ее.
НЕКОТОРЫЕ ПРИЧИНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ СТРАХА
Самоотчеты студентов колледжа, в которых они в свободной форме описывали предпосылки и последствия страха, полностью согласуются с теоретическими положениями психологии страха, представленными в предшествующих разделах. Результаты анализа самоотчетов приведены в табл. 13-1.
Таблица 13-1
Причины и последствия страха
Ответы; Число испытуемых, давших ответы* (%).
1. Ощущение нависшей угрозы, опасности; 31,2;
2. Синонимы страха; 26,4;
3. Чувство одиночества, потерянности, изолированности, отверженности; 16,0;
4. Угроза самоуважению, чувство неминуемого провала, ощущение собственной неадекватности; 15,2;
5. Другие; 11,2;
1. Об угрозе, опасности, беде; 36,8;
2. О смерти, одиночестве и печали; 28,0;
3. Об утрате самоуважения, о неминуемом провале, о собственной неадекватности; 19,2;
4. О непонятных явлениях (сверхъестественных и т.п.); 4,0;
5. Другие; 12,0;
Действия:
1. Действия, причиняющие вред, аморальные или противозаконные действия; 32,0;
2. Опасные действия; действия, несущие угрозу; 22,4;
3. Поступки, угрожающие самоуважению; 20,0;
4. Панические, иррациональные действия; 8,0;
5. Действия, совершаемые с целью самозащиты, бегство; 7,2;
6. Наличие внешней силы (пойманный за употреблением наркотиков, алкоголя и т.п.); 5,6;
7. Другие; 4,8;
Последствия
1. Синонимы страха; 31,5;
2. Нервное напряжение; 17,7;
3. Чувство неадекватности, неуверенности; 14,6;
4. Потребность в спасении, в бегстве, в защите; 10,0;
5. Чувство одиночества, потерянности, изолированности, отверженности; 6,2;
6. Синонимы удивления; 3,8;
7. Чувство опасности, физической угрозы; 3,1;
8. Синонимы стыда; 3,1;
9. Другие; 10,0;
1. О том, как спастись, убежать, защитить себя; 43,1;
2. Ожидание возможных последствий или реакций; 29,2;
3. О том, как восстановить контроль над собой или ситуацией; 8,5;
4. Попытка понять причины эмоции; 5,4;
5. Другие; 13,8;
Действия:
1. Бегство, уход, самозащита; 45,4;
2. Действия, направленные на осмысление ситуации и овладение ею, попытки действовать смело; 33,1;
3. Панические, непрактичные действия; 9,2;
4. Стремление поговорить с кем-то, обратиться к верному другу; 2,8;
5. Противодействие или агрессия, направленная на объект или ситуацию; 2,3;
6. Другие; 9,2;
*N - приблизительно 130 студентов колледжа.
Похоже, что диапазон источников приобретенных страхов чрезвычайно широк. При определенных обстоятельствах даже успех может стать источником страха. Боязнью успеха Хорнер (Homer, 1972), например, объясняет половые различия в стремлении к достижению и связанных с ним формах поведения. При исследовании данного феномена первоначально было выявлено, что у женщин по сравнению с мужчинами обнаруживается меньшая связь между стремлением к успеху и реальными достижениями. Однако дальнейшие исследования боязни неудач (Zuckerman, Wheeler, 1975) не обнаружили половых различий. Хайлэнд, Кертис и Мэйсон (Ну-land, Curtis, Mason, 1985) попытались разрешить это противоречие, рассматривая и измеряя боязнь неудач как мотив и культурный стереотип. Они пришли к выводу, что боязнь неудач действительно выступает одновременно и как мотив и как культурный стереотип. По их данным, половые различия в боязни успеха обнаруживаются в тех случаях, когда женщины в своем поведении руководствуются мотивом избегания <неженских>, с точки зрения господствующих культурных стереотипов, форм поведения. Эти данные звучат вполне убедительно, однако нельзя забывать, что культурные стереотипы - вещь непостоянная; современные женщины уже сломали стереотипы, долгое время господствовавшие в вопросах выбора профессии, сексуальных отношений и во многих других областях.
ВЫРАЖЕНИЕ СТРАХА: ПРОБЛЕМА ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ СТРАХА
В литературе, посвященной эмоции страха, нам не удастся найти надежного перечня экспрессивных реакций, на основе которых можно было бы отличить страх от физического страдания или эмоций гнева и печали. Более-менее тщательный анализ этой проблемы можно найти у Боулби (Bowlby, 1973).
Боулби перечисляет ряд внешних экспрессивных и моторных актов, которые, по его мнению, можно рассматривать как индикаторы страха. <К их числу можно отнести настороженный и напряженный взгляд, направленный на объект, в сочетании с полным отсутствием движений, специфические для страха мимические проявления, которые могут сопровождаться дрожью или плачем, пантомимические комплексы, вроде съеживания и попытки к бегству, а также стремление к контакту с потенциальным защитником> (Bowlby, 1973, р. 88). Боулби допускает, что его перечень индикаторов страха является далеко не исчерпывающим, и достаточно осторожно выдвигает четыре довода, на основании которых он объединяет столь различные формы поведения в поведенческий синдром страха: 1) многие, если не все, перечисленные реакции, как правило, возникают одновременно или последовательно; 2) события, вызывающие одну из этих реакций, как правило, вызывают и другие (но не обязательно все); 3) большинство из перечисленных реакций, хотя и не все, выполняют одну и ту же биологическую функцию - функцию защиты; 4) люди, проявившие данные реакции, по крайней мере те из них, кто в состоянии рассказать о своих переживаниях, говорят о том, что они были <испуганы, обеспокоены или встревожены> (р. 88).
Очевидно, что плач не может служить несомненным индикатором страха. Плач - это прототипическое выражение печали; им могут также сопровождаться эмоции гнева и радости. Что касается субъективного переживания тревоги, то и оно само по себе не может считаться индикатором страха и только страха (lzard, 1972).
Перечень индикаторов страха, предложенный Чарлзуортом (Charlesworth, 1974), включает в себя такие явления, как <мгновенное прекращение или постепенное угасание совершаемых действий, продолжительное оцепенение, настороженность, реакция избегания или отстранения от раздражителя, серьезное или испуганное выражение лица...> (р. 263). Однако Чарлзуорт усложняет нарисованную им картину, добавляя, что страх может сопровождаться не только реакцией отстранения или бегства, но и осторожными попытками исследования пугающего объекта, а иногда даже улыбкой или смехом. Очевидно, что данный перечень, как и те, что были предложены Боулби (Bowlby, 1969) и Грэем (Gray, 1971), нуждается в уточнении и корректировке.
В некотором смысле работа Кагана и соавт. (Kagan et а1., 1974), посвященная развитию способности к негативному аффекту у младенцев, дает более дифференцированный анализ аффектов. Авторы считают, что существуют по меньшей мере четыре <состояния дистресса> (distress states), которые можно назвать страхом. Однако проблема заключается в том, что авторы слишком широко трактуют понятие <дистресс>, рассматривая его как эквивалент состояния, выражающегося в плаче. По мнению Кагана и соавт., причинами <состояний дистресса> являются: 1) неассимилированное несоответствие, 2) антиципация нежелательного события, 3) непредсказуемость ситуации, 4) осознание несоответствия между желаниями и поведением, 5) осознание диссонанса между желаниями. Только последняя причина рассматривается Каганом как источник состояния дистресса, <обычно называемого тревогой>. Таким образом, употребляемое авторами понятие <дистресс> довольно расплывчато и допускает различные толкования. Его можно отнести как к эмоции страха, так и к другим негативным эмоциям.
Проблема классификации причин и индикаторов страха поднималась и в ряде других работ. Сроуф и соавт. (Sroufe, Waters, Matas, 1974; Sroufe, Wunsch, 1972) показали, что целый ряд стимулов, обычно используемых для активации страха, могут также вызывать смех, интерес и исследовательское поведение. По данным Рейнголд (Rheingold, 1974), многие исследователи сталкиваются с тем, что некоторые экспериментальные стимулы, с помощью которых они надеялись активировать у испытуемых эмоцию страха, на самом деле вызывали у них реакцию интереса. Она также указала, что маленькие дети часто реагируют на незнакомцев положительно и дружелюбно.
Некоторые исследователи эмоций считают, что наиболее надежными и точными индикаторами страха служат мимические проявления. При развернутом мимическом выражении страха брови приподняты и слегка сведены к переносице, в результате чего горизонтальные морщины в центре лба глубже, чем по краям. Глаза широко открыты, верхнее веко иногда слегка приподнято, в результате чего белок глаза между веком и зрачком обнажается. Углы рта резко оттянуты, рот обычно приоткрыт. Ниже приведены три фотографии (рис. 13-1), демонстрирующие характерные мимические проявления страха. На первых двух фотографиях эмоция страха проявляется главным образом в движениях рта и глаз, тогда как на третьей фотографии мы видим полное, развернутое выражение страха, включающее в себя изменения во всех трех областях лица.
Первые две фотографии были в числе тех, которые использовались в кросс-куль-туральном исследовании, проведенном с целью изучения универсальности эмоциональной экспрессии. Несмотря на то что явным свидетельством страха на этих фотографиях выступают только глаза, представители всех культур распознали представленные на них выражения как выражения страха.
В процессе научения и социализации человека протитипическое выражение страха модифицируется, и поэтому мы наблюдаем его достаточно редко. Мы науча-емся скрывать и подавлять страх, и лишь в условиях очень интенсивной стимуляции или внезапной угрозы мы демонстрируем окружающим развернутое мимическое выражение страха.
СУБЪЕКТИВНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ СТРАХА
Страх - очень сильная эмоция, и она оказывает весьма заметное влияние на перцептивно-когнитивные процессы и поведение индивида. Когда мы испытываем страх, наше внимание резко сужается, заостряясь на объекте или ситуации, сигнализирующей нам об опасности. Интенсивный страх создает эффект <туннельного восприятия>, то есть существенно ограничивает восприятие, мышление и свободу выбора индивида. Кроме того, страх ограничивает свободу поведения человека. Можно сказать, что в страхе человек перестает принадлежать себе, он движим одним-единственным стремлением - устранить угрозу, избежать опасности.
Данный эффект может иметь адаптивное значение, и мы позже убедимся в этом. Если страх обоснован и человек в состоянии сконцентрировать всю свою энергию и быстро устранить угрозу, то мы можем с полным правом заявить, что сужение восприятия и ограничение свободы поведения не только оправданы, но и необходимы. Слабый страх переживается как тревожное предчувствие, беспокойство. По мере нарастания страха человек испытывает все большую неуверенность в собственном благополучии. Интенсивный страх переживается как чувство абсолютной незащищенности и неуверенности в собственной безопасности. У человека возникает ощущение, что ситуация выходит из-под его контроля. Он ощущает угрозу своему физическому и/или психическому <Я>, а в экстремальных случаях - даже угрозу своей жизни.
По мнению Томкинса (Tornkins, 1963), страх - самая токсичная, самая пагубная эмоция. Пагубность страха проявляется в том, что он в буквальном смысле может лишить человека жизни, достаточно вспомнить случаи смерти, вызванной страхом перед <порчей>. Крайнее проявление страха, которое мы называем ужасом, сопровождается чрезвычайно высоким уровнем активации вегетативной нервной системы, ответственной за работу сердца и других органов. Избыточная активация вегетативной нервной системы создает непомерную нагрузку на жизненно важные органы, которые в этих условиях работают на грани срыва. Именно потому, что страх является потенциально опасным переживанием, мы иногда <откладываем на потом> его переживание, и пример такого <откладывания> можно увидеть в рассказе Джулии.
Это было в сочельник. Я шла к своему другу, чтобы вместе с ним отправиться на вечеринку, которую устраивал у себя один из наших приятелей. Я знала, что там будут все наши друзья, и поэтому набила сумочку подарками. Я взяла с собой 90 долларов, которые отложила для друга, чтобы помочь ему купить фотоаппарат, взяла бижутерию для подружек и кучу других ценных вещей. Я вышла из дома примерно в половине восьмого вечера - вся в радостном волнении, в предвкушении веселой рождественской вечеринки, которая обязательно затянется до утра. Я не дошйа до дома моего приятеля несколько кварталов, как вдруг из кустов наперерез мне выскочил какой-то мужчина и схватился за мою сумочку.
Первой реакцией Джулии на появление грабителя была, по-видимому, реакция испуга. Сама Джулия, описывая свои чувства, говорит о <потрясении> и <изумлении>, - причем и то и другое носило чрезвычайно кратковременный характер. Оправившись от первоначального испуга и изумления - на это ушло явно не больше двух-трех секунд, - Джулия отреагировало гневом, и это позволяет предположить, что поведение грабителя оскорбило ее. В данном случае эмоция гнева сыграла, повидимому, позитивную роль, ибо Джулия нашла в себе силы все-таки пойти на вечеринку, чтобы <сбрЬсить напряжение>. Гнев воспрепятствовал страху, который мог бы испортить девушке праздник.
Я была потрясена, но не выпустила сумку. Тогда грабитель схватил меня за волосы и, резко дернув мою голову, приставил к щеке револьвер. Он сказал: <Отпусти сумку или я разнесу к чертовой матери твою башку>. Я была так изумлена, что время как будто остановилось для меня, - я просто не могла поверить в происходящее. Вихрь мыслей про-нессявмоей голове. Я подумала - не дать лиемупо голове бутылкой, которую я держала в левой руке, или лучше попробовать договориться с ним, или предпринять что-то другое... Но тут я ощутила на своей щеке холодное дуло револьвера, снова услышала этот голос, и моя рука сама собой разжалась. Он выхватил сумку и убежал.
Я стояла на улице в ошеломленном оцепенении, а потом вдруг совершенно внезапно и без всякой видимой причины почувствовала дикую злость. Я так разозлилась, что у меня даже потемнело в глазах. Помню, как я пронзительно завизжала и, стиснув кулаки, в слепой ярости бросилась догонять негодяя. Я бежала и думала: <Как он посмел? Это неправда! Это сон!> А потом, когда вспомнила, что в сумке были подарки и деньги, разозлилась уже на себя за то, что не могу бежать быстрее.
Я не догнала его и очень рада этому. Я понятия не имею, что сделала бы, если б догнала его! Всю ночь меня душила ярость. Я чувствовала себя невероятно сильной. Мне хотелось крушить все вокруг, хотелось бить и ломать вещи. И еще мне хотелось разыскать этого мерзавца и поквитаться с ним. Мой приятель, видя мое состояние, позволил мне побить все пустые бутылки, что были у него в ванной. Я никогда не забуду то злорадное удовольствие, которое я испытала, слыша звук бьющегося стекла. Вряд ли когда-нибудь я вновь смогу таким же образом выплеснуть свой гнев, но никогда не забуду, с каким восторгом я била о белую ванну бутылку за бутылкой.
Далее Джулия описывает феномен, который известен ученым, но не поддается точному объяснению, - феномен отложенного страха. Страх пришел к Джулии лишь спустя некоторое время - не раньше, чем через день после случившегося. (Джулия не уточняет, сколько времени прошло, но очевидно, что она испугалась только тогда, когда утих ее гнев и когда она, вспоминая о случившемся, смогла в полной мере оценить, насколько серьезной была угрожавшая ей опасность.) Почему же она сразу не испытала страха? Здесь могли сыграть роль несколько факторов. Джулия была слишком возбуждена ожиданием предстоящей встречи с другом и веселой вечеринки. Неожиданное нападение лишь на секунду испугало ее, но этот испуг был скорее испугом изумления. У нее было три причины, чтобы испытать гнев: физическая боль (грабитель держал ее за волосы), фрустрация от потери сумки с подарками и деньгами и наконец она была оскорблена грубостью незнакомца. Боль и оскорбление, сами по себе являющиеся стимулами страха, в данном случае не исполнили своей функции, и мы не можем точно сказать почему.
Позже, вспоминая о том вечере, я испытывала уже не только злость, ноисильнейший страх. Ведь грабитель мог сделать со мной все что угодно, я целиком была в его власти. Как поспоришь с человеком, который держит пистолет у твоего виска, который может убить тебя в любой момент, - а вот этого-то мне тогда совсем не хотелось. Вновь и вновь представляя себе ту сцену, я каждый раз чувствовала, как меня охватывает липкий, тошнотворный страх. В такие мгновения я чувствовала себя страшно одинокой и беззащитной. Я стала бояться выходить по вечерам на улицу. Когда мне приходилось поздно возвращаться домой, мои нервы были напряжены до предела. Я постоянно озиралась, оборачивалась, чтобы проверить, не преследуют ли меня, мои ноги дрожали, я шла быстрой семенящей походкой, едва сдерживая себя, чтобы не побежать. Эта нервозность, этот страх преследовали меняло тех пор, пока я не пережила еще более сильный испуг. Но даже сейчас, спустя два года после того случая, я с подозрением и боязнью отношусь к незнакомым людям, а отправляясь куда-нибудь в сочельник, не могу без страха дойти от подъезда до машины.
Феномен отставленного во времени страха, наблюдаемый нами в данном случае, возможно, объясняется тем, что в ситуации угрозы у Джулии не было возможности избежать опасности. В одном из следующих разделов мы поговорим о том, что первичная функция страха заключается в организации и мотивации поведения, направленного на устранение угрозы. В тех случаях, когда у индивида нет возможности устранить угрозу, переживание страха, оказывая мощное воздействие на нервную систему и функционирование жизненно важных органов, может лишь усугубить опасность, угрожающую индивиду. Несмотря на то что страх Джулии был отставлен во времени, его эффект оказался мощным и длительным. Джулия стала проявлять больше бдительности в потенциально опасных ситуациях, что, в конечном итоге, безусловно имеет важное адаптивное значение.
Субъективные составляющие и эмоциональные паттерны ситуации страха
Субъективные составляющие ситуации страха (по данным ПШ, исследование Бартлета-Изарда) представлены на диаграмме (рис. 13-2). Как и ожидалось, в ситуации страха по сравнению с другими эмоционально значимыми ситуациями параметр <напряжение> имеет наиболее высокое значение. Данный показатель почти на 50 % превышает второй по величине показатель <импульсивность>. В ситуации страха показатель импульсивности существенно ниже, чем в ситуации гнева, - он сравним с аналогичным показателем в ситуации печали и несколько выше, чем в ситуациях, связанных с любыми другими негативными эмоциями.
Умеренное повышение импульсивности в ситуации страха можно рассматривать как приспособительную реакцию, поскольку индивид должен быть готов отреагировать на угрозу. С другой стороны, импульсивность может приводить к дезадаптивному поведению, к паническим реакциям, которые не помогают в устранении угрозы. Параметр активности (не включенный в диаграмму) выражен в ситуации страха гораздо сильнее, чем в ситуациях, связанных с другими негативными эмоциями, за исключением ситуации гнева. Комбинация субъективных переживаний, предполагаемых данным паттерном (напряжение, активность и импульсивность), подтверждает наше предположение о том, что сильный страх мотивирует лишь один тип поведения - избегание, которое может приобрести форму <бегства за помощью>. Другие типы поведения, связанного со страхом, являются результатом взаимодействия страха с иными эмоциями.
Показатель самоуверенности в ситуации страха ниже, чем в ситуациях, связанных с любыми другими негативными эмоциями. Обнар.ужены статистически значимые различия по данному показателю между ситуациями страха и печали и ситуациями страха и гнева.
Эмоциональный профиль для ситуации страха представлен на рис. 13-3. Между показателями четырех эмоций, представленных в профиле (страх, интерес, удивление, печаль), обнаруживаются статистически значимые различия. Показатели эмоций гнева, вины и смущения, не представленные в профиле, существенно ниже, но почти не различаются между собой. Относительно низкие значения этих трех эмоций позволяют предположить, что ни одна из них не характерна для ситуации страха, но в то же время любая из них может проявиться у отдельных индивидов.
Пожалуй, наибольшего внимания при анализе эмоционального профиля ситуации страха заслуживает тот факт, что самые высокие значения в нем принадлежат именно тем эмоциям (страх, интерес, удивление), которые, по Томкинсу, активируются одним и тем же стимулом различной интенсивности. Данный профиль служит косвенным доказательством взаимо
Страх - индивидуальная эмоция, возникающая при наступлении или предвкушении грозящих реальных или воображаемых трудноразрешимых ситуаций. С точки зрения современной психологии страх не всегда является отрицательным эмоциональным состоянием, хотя большинство людей наделяют испытываемое состояние негативным окрасом.
Нельзя, чтоб страх повелевал уму;
Иначе мы отходим от свершений,
Как зверь, когда мерещится ему.
Данте Алигьери
Согласно теории дифференциальных эмоций (), страх является врожденной, генетически заданной базовой эмоцией человека со строго определенными соматическими и психологическими компонентами: конкретными физиологическими симптомами и своеобразными субъективными ощущениями. Предназначение страха: информирование организма об опасности и угрозе его функционированию, мобилизация защитных ресурсов. Его функции: информативная, оградительная, адаптационная, исследовательская, поисковая. В большинстве случаев страх сопровождается мучительными симптомами, хотя при этом эмоция может выступать сигналом к необходимости в защите, так как главная функция головного мозга – сохранить целостность и жизнедеятельность организма человека.
Возникновение этой ответной реакции зависит от разнообразных внутренних и внешних факторов, наследованных или приобретенных личностных особенностей. Стимулом для проявления симптомов страха могут стать: комплекс неполноценности, ощущения одиночества и отверженности обществом, чувство подавленности, угроза неминуемого фиаско, давление чувства вины, ощущение никчемности или неадекватности.
Психические патологии, базирующиеся на присутствии у индивида навязчивого страха при наступлении или ожидании определенных обстоятельств, относятся к категории «тревожно-фобические расстройства».
Страх: степени и виды
Состояние страха принято разделять на степени интенсивности проявляемой реакции, что описано разнообразными терминами: ужас, паника, испуг, беспокойство, волнение, смятение. Интенсивный панический страх, возникающий и усиливающийся при приближении или наступлении конкретных событий, не поддающийся контролю, пониманию и логическому объяснению принято называть .
Согласно классификации, разработанной профессором Щербатых , страхи систематизированы в три категории:
- Биологические (основанные на угрозе жизни и здоровью человека);
- Социальные (базирующиеся на опасениях за изменение социального статуса либо неверной самооценке);
- Экзистенциальные (связанные с интеллектуальной и эмоциональной сферами).
Навязчивый страх
Навязчивый страх значительно отличается от стандартных эмоциональных реакций: индивид понимает, что его тревога – беспочвенна и нелогична, но контролировать свое состояние он не может. Это – широко распространенная патология, объединяющая огромное количество разнообразных объектов страха и пугающих ситуаций. Панический страх нередко проявляется неуправляемыми и мучительными симптомами, возникающими внезапно, ограничивающими деятельность человека и вносящими в жизнь немало трудностей.
Как преодолеть страх?
Хотя не всегда очевиден, понятен и осознан человеком фактор, спровоцировавший возникновение панического страха, всегда существует причина его формирования. Не каждому удается самостоятельно выявить первичную причину, а тем более ее устранить или подвергнуть коррекции, так как довольно часто она кроется глубоко в подсознании индивида, нередко ведя свои корни от генетической (наследственной) памяти. Поэтому одна из самых действенных методик избавления от навязчивого страха – техники классического психоанализа. Однако такие сеансы – довольно дорогостоящие процедуры, и не каждый соотечественник может себе позволить такой метод лечения.
Существуют разнообразные техники, позволяющие самостоятельно избавиться или минимизировать негативные проявления страха. Однако не следует пытаться избавиться от фобий мгновенно, кардинально, окончательно и бесповоротно: эксперименты в виде «лобовой атаки» могут привести к возникновению новых, более опасных проблем. Следует помнить, что подавление навязчивого страха – ошибочный путь, проявляемые эмоции необходимо направлять в позитивное русло. Комплексный подход, жесткий режим, терпение, усердие, постепенность, уверенность в успехе – верные союзники в сражении со страхом.
Убегаем от страха
Самый банальный и быстрый, но не всегда возможный к исполнению способ – поменять образ жизни и внести изменения в выполняемую деятельность так, чтобы предмет страха утратил свою актуальность и значимость. Например: страдающему можно отказаться от авиа полетов и пользоваться исключительно наземными видами транспорта. Если особа боится замкнутых пространств, а проживает на двенадцатом этаже, то можно: либо всходить к жилищу по лестнице, либо подыскать квартиру на нижних этажах.
Однако попытка таким образом избавиться от проблемы – всего лишь иллюзия ее разрешения. Избегая «опасные» объекты, индивид создает относительно удобные условия для существования, не избавляясь от самого страха: не определяя, а нередко «зарывая» истинную причину глубже в бессознательное. При таком подходе невозможно установить первичный фактор, выступающий источником проблемы, так как часто подлинный повод – не имеющий связи к проявляемому страху иной «пугающий» объект (например: клаустрофобия может быть связана с конфликтной обстановкой в семье).
Откладываем беспокойство
Основное условие для успешных результатов данного метода: однозначно признать наличие навязчивого страха и разрешить себе бояться. Программа нацелена на масштабное изучение собственных тревог и взятие под личный контроль момента запуска негативных эмоций.
Необходимо ежедневно практиковать данную технику, выделяя для тренировки минимум 15 минут. Отведенный промежуток времени необходимо сознательно посвятить имеющимся негативным мыслям и изучению объекта своего страха, нагнетая эмоциональный дискомфорт до максимума. Тревожащие ситуации рекомендуется высказывать вслух, стараясь точно описать свои ощущения. Во время выполнения упражнения не допускаем возникновения положительных мыслей, концентрируемся исключительно на отрицательных эмоциях. По окончанию сеанса, делаем глубокий вдох и, медленно выдыхая, отпускаем свои тревоги.
Парадокс этой странной, на первый взгляд, техники – испытав искусственно созданный сильный панический страх и пребывая в таком состоянии некоторое время, человек перестает волноваться. Это объясняется тем, что психика может пребывать в напряжение лишь некоторый непродолжительный период, затем головной мозг запускает имеющиеся защитные механизмы, и наступает фаза относительной стабильности.
Практикуя технику ежедневно, уже через 10 сеансов ранее неконтролируемые симптомы тревоги станут видоизменяться, преобразовываясь в скуку, так как система реагирования на стресс организма не будет запускаться при появлении уже привычных раздражителей.
Осознаем проблему
Данная техника нацелена на осознание и принятия факта: сам объект страха не выступает проблемой, трудности состоят в неадекватном реагировании на пугающие ситуации. И избавиться от своих тревог можно при кардинальном изменении способов восприятия стрессовых событий. Тренировка новой модели реагирования проходит следующим образом: необходимо представить в воображении вызывающую панику ситуацию и постараться на несколько секунд взять под контроль возникающие эмоции. Для облегчения этого процесса необходимо мысленно «отодвинуться» от объекта ужаса и взглянуть на происходящее со стороны. Не стоит анализировать и описывать свои ощущения, достаточно признать, что навязчивый страх существует и убедить себя, что проявляемая реакция – нормальная и естественная.
Описываем свой страх
Избавиться от проявлений навязчивого страха можно с помощью ведения личного дневника. Необходимо в течение дня фиксировать свои негативные ощущения на бумаге, стараясь описать каждый момент и охарактеризовать каждую эмоцию, причем, не пересказывая и не оценивая ситуацию, а передавая все импульсы слово в слово. Отличный результат данной техники объясним тем, что страх, изложенный в письменном виде, обретает четкие очертания, материализуется и воспринимается личностью бессмысленным, тривиальным, алогичным и беспричинным. Со временем ежедневное описывание страхов становится для человека нудной обязанностью и возникает желание поскорей избавиться от этой ноши. Страх теряет свою силу и актуальность, сменяясь чувством легкого волнения.
Воспеваем свой страх
Суть следующей успешной техники: при возникновении негативных ощущений напевать вызывающие тревогу ощущения, взяв за основу несложный мотив. Следует постараться максимально четко изложить в песне свое восприятие страха. Например: «Какая кошмарная змея! Она подползает ко мне, она обязательно меня укусит, мне будет очень больно, вскоре я, наверняка, умру!»
Как бы парадоксально это не выглядело, метод превосходно действует: когда человек поет об объектах ужаса, головной мозг просто не в состоянии производить и удерживать симптомы панического страха. Когда интенсивность тревоги начинает снижаться, необходимо переключиться на пение позитивных утверждений.
Меняем визуальный образ
В случаях, когда объект навязчивого страха невозможно описать словами, и в голове зафиксирована лишь страшащая картинка, необходимо мысленно заменить изображение на иной образ, полностью противоположный пугающему объекту. Например: лицу, страдающему танатофобией – , рекомендовано создать в воображении образ здорового и счастливого человека. Также можно придать своему «мучителю» четкие очертания, мысленно пообщаться с ним тоном повелителя и «изгнать» его прочь. Чем дальше объект тревог будет отдаляться, тем реже и слабее у человека будет возникать отрицательные эмоции.
Действуем, несмотря на навязчивый страх
Следует выработать у себя привычку продолжать действовать, невзирая на проявления страха. Чем дольше человек пребывает в состоянии бездействия и откладывает на неопределенный срок выполнение каких-либо профессиональных, социальных функций либо домашних обязанностей, тем больше страх овладевает его сознанием. Усиливающееся негативное ощущение предстает перед личностью каменной стеной, но как только индивид делает пусть крошечный шаг навстречу страху, становится очевидно: тревога – всего лишь иллюзия, она существует исключительно в воображении. Следует смириться с присутствием страха в подсознании, принять свои ощущения и не прекращать жить полноценной жизнью.
Задействуем логику
Стоит попробовать избавиться от навязчивого страха, задействовав логику и воображения. При возникновении симптомов тревоги, следует разработать и проанализировать наихудший вариант разрешения ситуации, подумать о самом трагическом исходе событий. Даже самые роковые последствия не так страшны, как неизвестность будущего. Как правило, после оценки наихудшего финала, страх теряет свою актуальность и перестает восприниматься личностью как значимая угроза.
Учимся принимать решение
Именно необходимость принять единственно верное решение вынуждает человека взять себя в руки, побороть неуверенность и выполнить необходимые действия. Панические страхи «проживают» только в соседстве с неуверенностью, сомнениями, нерешительностью и бездеятельностью, награждая человека предвкушением провала, неудачи, позора и укрепляя ощущение никчемности и вины. Навязчивая тревога концентрирует внимание на ожидании негативных стечений обстоятельств, в то время как принятие решения сосредотачивает на ожидании позитивных эмоций. Сделав выбор и приняв решение, человек обретает уверенность в собственных силах, получает мотив и стимул для действий, заряжается жизненной энергией, извлекает скрытые в организме ресурсы.
Повышаем собственную самооценку
Существует удивительная закономерность: чем лучше о себе думает человек, тем меньше и реже страхи он испытывает. Можно утверждать, что высокая самооценка – надежный сторож личности от негативных эмоций, причем абсолютно не играет роли, является восприятие собственной значимости – истинным и адекватным или оно – вымышленное и ложное.
Помимо вышеописанных методов, существуют иные способы преодоления навязчивого страха, в числе которых:
- Молитвы, вера в Бога;
- Истинная любовь;
- Техники медитации;
- Занятия благотворительной деятельностью.
Советы в завершение:
- Не стоит фиксировать внимание на досадные промахи и обидные неудачи;
- Следует не забывать похвалить себя за приложенные усилия и оценить даже минимальный успех;
- Нужно избегать самокритики, самообвинения и самобичевания, истреблять ненависть к себе;
- Нельзя предъявлять к себе сверхвысокие требования, ставить нереальные задачи;
- Важно, чтобы человек был честен с самим собой, гордился своими поступками и испытывал удовольствие от деятельности.
Оценка статьи:
